Союз правосторонних сил. С какой стороны от мужа должна спать жена: справа или слева

Многое в жизни супружеской пары контролируется тонкими духовными сферами. Это касается интеллектуального взаимодействия, духовного единения и чувственной любви. Еще в древности славяне прекрасно знали, что достижению гармонии в паре способствует даже то, как супруги располагаются в кровати друг относительно друга во время сна.

На Руси бытовало мнение, что жена всегда должна спать справа от мужа. Оно основывалось на двух главных базисах в традициях и верованиях древних людей. Первый относился к духовной сфере, второй - к социальной роли мужчины и женщины. В духовном плане справа от человека всегда располагалось лицо, заслуживающее наибольшего доверия. Отсюда и пошло выражение «быть правой рукой того-то».

По древнейшим языческим верованиям права рука была порождением правды и светлой стороны существования. Древние люди клялись, возлагая правую руку на сердце, позднее - на Библию или икону. До сих пор здороваться принято правой рукой, демонстрируя тем самым человеку свои чистые намерения. Левая рука считалась порождением лжи и лукавства. Мужчина, стремившийся оградить себя от женского коварства и измены, всегда ложился спать слева, чтобы жена оказалась справа, по его правую руку.

Поскольку в социальном отношении на Руси мужчина всегда играл более значительную роль, он был главным и в супружеской жизни. Именно женщина должна была приноравливаться к супругу, а не наоборот. Она выполняла второстепенную функцию, являясь верной спутницей, поддержкой и опорой главного человека в доме - мужчины. По этой причине жена должна была ложиться справа, чтобы глава семьи всегда мог быть уверен в ее преданности.

Такое расположение - женщина справа, мужчина слева - было принято также у многих других народов. В даосской практике Фен-Шуй пространственное соотношение всегда ставилось во главу угла. Согласно этому учению женщина также должна располагаться справа от мужа, чтобы не подавлять свою женскую сущность. В Древнем Китае и Японии считалось, что женщина, спящая от мужа слева, не будет способной к зачатию и деторождению.

Современная медицина не так категорична в этом вопросе. Для каждого из супругов главным является нормальный ночной отдых, поэтому следует найти наиболее удобное положение как для мужа, так и для жены. Если человек спит на боку, лучше ложиться на правый бок. Когда мужчина или женщина лежит на левой стороне, вес внутренних органов приходится на сердце, что не очень для него хорошо. Если человек спит на животе или спине, ему стоит располагаться так, чтобы и самому было удобно, но чтобы и супруг (супруга) не испытывал дискомфорта. Тут все сугубо индивидуально.

Но если человек искреннее верит в учение Фен-Шуй, например, ему стоит придерживаться правил этого учения. Самовнушение - одна из самых действенных вещей с психологической точки зрения. Вера в то, что некие условности могут быть благоприятными или, наоборот, опасными, способна как положительно влиять на организм, так и вредить ему.

Герой нашего сегодняшнего рассказа - «Сайгон». Что позволило этому самому обычному советскому кафе, существовавшему в 70-е годы на углу Невского и Владимирского, превратиться в легенду, пополнить число петербургских мифов?

Герой нашего сегодняшнего рассказа — «Сайгон». Что позволило этому самому обычному советскому кафе, существовавшему в 70-е годы на углу Невского и Владимирского, превратиться в легенду, пополнить число петербургских мифов? Это попытался понять корреспондент «Вечёрки» Федор Дубшан.

Сейчас угол Невского и Владимирского, где когда-то был знаменитый «Сайгон», даже не заподозришь в том, что это культовое место.

Женщина стояла у желтой стены дома. На канал Грибоедова с неба валился снег. Хлопья падали на пестрые вязаные изделия — кажется, это были шапочки. Сама женщина была еще более пестрой. Но в этой круговерти были свой порядок и стиль.

Заметив, что я замедлил шаги, она улыбнулась мне. Мы разговорились.

— Кларенс, — назвалась она.

Это было, конечно, тусовочное прозвище, но приросшее к человеку за годы употребления так, что ей не пришло в голову назваться иначе. А мне — уточнить настоящее прозвание.

Кларенс оказалась из породы людей, у которых вся жизнь состоит из бесконечной череды историй — одна пестрее другой, как ее шапочки на продажу. Наверное, главное в этой жизни — возможность бесконечно рассказывать другим — любым знакомым или встречным, — что с тобой было. А вот как-то раз… Таким персонажам можно не верить, если они тебе сообщают что-то уж вовсе невообразимое. Но нельзя отрицать какую-то мифологическую силу, с которой эти рассказы тебя ухватывают и утаскивают в свою действительность.

— А в «Сайгоне» вы бывали? — робко задал я сакраментальный для себя вопрос. И конечно, Кларенс рассказала мне про «Сайгон». Она была как будто его воплощением, эдак невзначай появившимся на моем пути. Или, верней, сама эта неожиданная встреча была воплощением духа «Сайгона».

«Что вы тут курите, безобразие, какой-то Сайгон устроили»

Дом на углу Невского и Владимирского проспектов был построен еще в конце XVIII века. За следующее столетие он сменил несколько владельцев и обзавелся 4-м этажом, а после превратился в гостиницу «Москва». Потом гостиницу закрыли, а ресторан, бывший при ней, занял всю ее бывшую площадь и оставил за собой название «Москва». «Кафе-автомат» при ресторане, появившееся на месте «Главтабака», открылось 1 сентября 1964 года.

Но это еще был не «Сайгон». Имя, с которым кафе было суждено войти в историю петербургского андерграунда, — появилось, конечно, благодаря агрессии американской военщины во Вьетнаме. Но вот как именно случилось наречение — точной уверенности нет. Кажется (эта версия более популярна, и в том числе — приводится Виктором Топоровым), что было так: курение в кафе то разрешалось, то запрещалось. Во время очередного запрета на табак две девушки в кафе достали сигареты. К ним подошел милиционер и начал: «Что вы тут курите, безобразие, какой-то Сайгон устроили».

Что касается внутреннего содержания — знатоки сходятся на том, что «Сайгон» стал детищем новой культуры общения. В 60-х в Ленинграде появляются венгерские кофеварочные машины — завораживающие, волшебные машины. Теперь можно встречаться не только в рюмочных и не только на квартирах — кафетерии, и среди них заведение под «Москвой», стали зоной употребления «плантейшна». Посидеть, выпить — не портвейн, не в парадном, не из горла, а чашечку кофе — в этом было, конечно, какое-то особое хемингуэевское вальяжное удовольствие, совсем как в свободной богемной Франции 20-х…

Людмила Прокофьевна, Стелла и Алла Телевизор

В «Сайгоне» было 7 или 8 автоматов «Эспрессо» — к ним вечно стояли очереди за чашечкой крепчайшего пережаренного кофе. Варианты были — «маленький простой», «маленький двойной» или «большой двойной». Можно было, уточняя, сколько кипятку наливать в чашку, изобретать и свои вариации. «Тройной», например, был совершенно убойной вещью.

Кофеварщиц тоже различали, знали по именам и брали кофе только у своей. Уважали Людмилу Прокофьевну, другим нравились Алла Телевизор, Стелла или Дюймовочка.

Поначалу были пластмассовые столы и стулья, можно было сидеть, но вскоре их убрали и заменили на высокие столики. Теперь присесть получалось разве что на подоконник. Это никого не смутило: все торчали за высокими столами и хлебали свой кофе.

Я направляюсь в кафе
похмельным синдромом объятый
Стоя как лошадь в углу кофе
с приятелем пить

— так написал один из сайгоновских поэтов — Евгений Вензель.

Таланты и поклонники

Пьяные разговоры было кому слушать. Предполагаемая норма была — один стукач на каждые пять человек. Об этом знали, но все равно трепались. Кагэбэшники, как все, стояли среди толпы и, как все, пили кофе. «Сайгон» вообще считался специальным проектом КГБ, под который выделен особый отдел. Так что его холили и лелеяли. Доставали кофе для венгерских кофеварочных машин даже в самые тяжелые времена. На почве этого ощущения — «пребывания под колпаком» — сложилось несколько мифов. Существует легенда, что каждый раз, когда начинался дождь или снег, к «Сайгону» приходил «мильтон» и накрывал чехлом часы, висевшие над входом. Считали, что в них была вмонтирована камера (то ли микрофончик), которая передавала картинку (или звук) прямо куда надо.

В одну из переделок «Сайгона» в конце зала появилось зеркало во всю стену. Все заговорили, что вот прямо за этим зеркалом и сидят кагэбэшники: всех снимают и все записывают. Мол, именно поэтому «Сайгон» не закрывали и вообще не пытались в нем «наводить порядок».

В «Сайгоне» правоохранительным органам было из кого выбирать. Тут попадались фарцовщики, «книжники» с Литейного, где находился главный городской черный рынок. Были и уголовники. «Немцы», то есть немые, составляли костяк уголовной среды. Про них было известно, что человека могут убить рублей за триста. Органы сообщали задержанным тусовщикам: «Вы постоянно бываете в «Сайгоне», а там, по нашим сведениям, готовится 70 процентов преступлений центральных районов!»

Во второй половине 70-х годов от полудня до часа дня тут завтракали книжные спекулянты от «Старой книги» на Литейном. Примерно на три рубля: два бутерброда с красной икрой, пирожное, кофе и, может быть, сок.

Самый «дурдом» начинался после пяти, когда появлялись завсегдатаи. В эти вечерние часы тут скапливался весь питерский андерграунд: нонконформисты, диссиденты, наркоманы, алкоголики, тунеядцы, поэты, художники… Тут играла свою роль особенность ленинградской жизни. Интеллигентной молодежи было много, а рабочих мест для нее — намного меньше, чем в столице. «Сайгон» — чисто ленинградский феномен, хотя москвичи уверяют, что их «Пентагон» был намного лучше.

Тут, впрочем, были свои «волны» популярности разных групп. До середины 70-х годов, например, в заведении заседала компания молодых поэтов и прозаиков — коллег по литературному клубу «Дерзание» при Дворце пионеров (об этом клубе вы очень скоро тоже сможете прочитать в нашей рубрике «Образ жизни». — Ред.). Это были Виктор Кривулин, Евгений Вензель, Виктор Топоров, Николай Беляк, Лев Лурье… К ним примыкали и другие — Виктор Ширали, Геннадий Григорьев, Николай Голь, Елена Здравомыслова. Заглядывали Михаил Шемякин, Евгений Рейн, Иосиф Бродский.

Анклав свободного посреди социалистического государства

Разумеется, никто из собиравшихся там литераторов, кроме профессионального переводчика Виктора Топорова, в то время не печатался. Но воображение срабатывало безотказно: получался такой анклав свободной жизни посреди социалистического государства.

— «Сайгон» был образом свободного западного мира, Парижа, Ротонды, — вспоминает режиссер Николай Беляк.

Впрочем, после Пражской весны 1968 года те, кто имел некоторый романтический флер перед глазами, его лишились. Стало ясно, что «пущать» никто никого не собирается, и судьба вечных маргиналов со всей определенностью явилась поколению «Дерзания». Они приняли «Сайгон» как свою территорию. Теперь название кафе окончательно сделалось символичным, связалось с антивоенным движением.

А в «Сайгоне» 70-х продолжали пить, курили коноплю («план» продавался в соседних дворах — от Невского до Некрасова). Продавали и обменивали из-под полы «пласты» — виниловые пластинки. Тут же можно было приобрести машинописные журналы с тиражами в пределах 10 — 20 экземпляров: с июня 1976 года стали выходить литературно-публицистические «Часы», а с осени 1981 года литературный «Обводный канал». Постоянные авторы этих журналов сформировали клуб непризнанных молодых литераторов — «Клуб-81», просуществовавший до самого своего роспуска в середине 1989 года. Доставали в «Сайгоне» и запрещенный «Посев».

Появлялись здесь и театралы: такие персонажи, как ныне покойный режиссер и киновед Сергей Добротворский или главный режиссер ТЮЗа Григорий Козлов. Постоянно сюда наведывался юный Курёхин, только что приехавший из Евпатории. Заходил и Гребенщиков с «Аквариумом».

Все это было еще менее симпатично городским властям, чем вирши восторженных юных поэтов. Вот как его характеризовали:

«Сайгон» — злачное место, рассадник всего дурного среди молодежи, еще не закрытый из-за псевдолиберализма Куйбышевского райсовета».

А вот отрывок из интервью начальника Управления уголовного розыска ГУВД Ленгороблисполкома, опубликованного в «Ленинградской правде» в 1987 году.

«Сайгон» сейчас стал центром притяжения наших доморощенных «хиппи», панков и прочей плесени».

Под «плесенью», очевидно, подразумевается новое поколение музыкантов, пришедших в «Сайгон» из Рок-клуба. Теперь сюда заглядывают Башлачев, приехавший из Череповца, уфимец Шевчук, москвич Костя Кинчев, Виктор Цой и Олег Гаркуша, Федор Чистяков и школьник Сергей Шнуров. И «Сайгон» почти у каждого входит в песни — одним из базовых и несомненных условий жизни: «Мы познакомились с тобой в «Сайгоне» год назад» — это Майк Науменко. «Детство прошло в Сайгоне, / Я жил, никого не любя…» — БГ. «Стоя у «Сайгона», я гляжу на небо» — песня Федора Чистякова и группы «Ноль» «Школа Жизни».

Конец «Сайгона»

Его несколько раз закрывали на ремонт. И в последний раз — 1 марта 1989 года. Новое десятилетие «Сайгон» не увидел. Когда двери открылись вновь — это был уже салон итальянской сантехники. Парадоксально, что место, где ожидали, искали и находили свою свободу несколько поколений подряд, — расточилось вместе с очередной нашей «тюрьмой народов» и превратилось, в порядке какой-то циничной усмешечки, в царство унитазов.

Попытки были — не вернуть «Сайгон», но хотя бы схоронить его по-человечески. В 1990 году Михаилом Шемякиным и Евгением Рейном была предпринята попытка создать в бывшем «Сайгоне» мемориальный центр, но эта затея не увенчалась успехом.

«Сайгон» в глазах тех, кто его не застал, разросся в нечто совершенно грандиозное, в котел, где варится квинтэссенция творчества и духовных поисков, в закрытый клуб с особой элитной тусовкой, полной персонажей, которых нигде больше в жизни не встретишь. Словом, в новую «Бродячую собаку» или, может, в лавку Смирдина, маяк новой духовности. Тут читали стихи поэты 60-х, тут бывали Бродский, Довлатов, Гребенщиков и все остальные рокеры… Все это великолепие с самого момента закрытия подогревалось воспоминаниями очевидцев. Как ядовито пишет Михаил Окунь в рассказе «Невский Уксус» (журнал «Нева» № 5 — 2007) — «...Воспоминателей в те годы объявилось хоть пруд пруди. Одних завсегдатаев «Сайгона» возникло столько, что вряд ли такое их количество могла вместить эта небольшая кафешка на углу Невского и Владимирского за все годы ее существования».

В «Сайгоне» не читали стихов. Там царили только кофе и болтовня. В тамошнем гвалте невозможно было что-нибудь расслышать. Приносили, конечно, машинописные листки и книжки, обменивались, покупали. А слушать стихи шли на Литейный или иногда — в «Букинист». Бродский не любил «Сайгона».

А в 70-е — 80-е…

— Да там мало кого можно было встретить, — сказала Кларенс. — Вот разве что БГ заходил. Но он тоже редко здесь появлялся. Предпочитал места подороже, покруче.

Не мечтаю жребия иного…

В одном из эмигрантских текстов Сергей Довлатов совместил это ощущение от «Сайгона» как от промежуточного, в общем-то, пункта и в то же время — неизбежного связующего звена:

«Ну что «Сайгон»… Грязноватое кафе в центре Питера, на углу Невского и Владимирского проспектов, со странной богемно-уголовной публикой… <…> Но для своих, для посвященных (тут должны были совпасть не только место, но время и поколение) «Сайгон» был непрерывно творимой легендой, продолжением петербургского мифа (у «них» — салон Волконской или башня Вяч. Иванова, у нас — «Сайгон»), символом второй настоящей культуры, оказавшимся, как по заказу, напротив — на расстоянии Литейного — официальных цитаделей: кагэбэшного Большого дома и ленинградского Дома писателей. ‹…это время можно с полным правом окрестить как «сайгонский период русской литературы».

Анне Горенко (по паспорту — Анне Карпа), умершей в 1999 году, принадлежит последнее «прижизненное» стихотворение о «Сайгоне», в 1988 году сочиненное:

В городе где темные соборы
где зато блестящие газоны
я фаянсовый стакан позора
жадно выпив встала у Сайгона
кровельным железом смотрит небо
не мечтаю жребия иного
я любая справа или слева
от ворот прекрасного Сайгона.

Теперь уже не «справа или слева», потому что никаких ворот больше нет и постояльцы пошли по миру. Остался, должно быть, какой-то «Сайгон» духовный», благодаря которому некоторые на улицах узнают друг друга.

Фото Натальи ЧАЙКИ

Любой человек, даже малознакомый с наукой психологией, наслышан про игру под названием "злой полицейский и добрый полицейский". Это тактика следственного допроса, когда один следователь пугает и угрожает, а второй – делает вид, что защищает подследственного, становится на его сторону.

Я уверен, что вы догадываетесь, для чего это делается. Однако немногим известно, что при этом большое значение имеет тот факт, где стоит "злой" и "добрый" полицейский – справа или слева. Как вы думаете, – где кто из них должен располагаться?

Вопрос на самом деле далеко не тривиальный, ибо применим не только ко злым и добрым полицейским (что, слава Богу, большинству из нас знакомо только по кинофильмам), но и для множества иных ситуаций. Как будет лучше расположиться начальнику относительно своего подчиненного: справа или слева? Или в какую сторону лучше направить взгляд супруга, чтобы ему труднее было обманывать? А если женщина идет по улице рядом с мужчиной, то с какой стороны ей лучше быть: справа или слева от него? Вы хотите узнать ответы на все эти вопросы?!

Немного теории

Ответ на самом деле может оказаться проще, чем кажется: достаточно внимательно присмотреться к окружающему миру. Например, реклама по телевизору. Федор чистит зубы "плохой" пастой, а Гриша – "хорошей". Или ДО использования некто выглядел так, а ПОСЛЕ – стал вот каким красивым.

ДО и ПОСЛЕ

"Плохое" всегда слева, а "хорошее" – справа. ДО всегда слева, а ПОСЛЕ – справа. Но значит ли это, что наш злой полицейский должен располагаться слева?

Оставляя вопрос риторическим, приведём другой пример. Про памятники В. Ленина есть такая шутка: "Всю жизнь с протянутой рукой". А с какой именно, не обращали внимание? Правильно, всегда с правой рукой!

Он словно показывает нам желаемое будущее: вот оно, смотрите туда, идите туда. И смотреть вправо – это, значит, смотреть в будущее. А смотреть влево – смотреть в прошлое.

То, что Ленин протягивает именно правую руку, очень не случайно: все дело в том, что в зависимости от того, куда смотрит человек, вправо или влево, он активизирует некоторые части своего внутреннего опыта. Например, когда человек смотрит влево (вверх), – то он вспоминает свой прошлый опыт. А когда смотрит вправо (вверх) – он способен как бы увидеть то, чего ещё не существует, он "заглядывает в своё будущее". Это процессы определены нейрофизиологически, и преодолеть их достаточно трудно или невозможно вовсе.

Именно поэтому Ленин всегда протягивает правую руку: он зовет людей за собой в некое нарисованное им будущее. Он предлагает людям идти туда, чего пока не существует, чего они не знают, что недоступно их воспоминанию. И они идут, потому как способны себе это вообразить.

Возможностью видеть будущее и обусловлено, что "хорошие" зубные пасты, лекарства или стиральные порошки нам всегда показывают справа. Слева напоминают то, что человек знает или помнит (пятна, которые очень трудно удалить; одежда, которую непросто отстирать; зубы, которым сложно придать голливудскую белизну), а справа – то, что у него нет, и что он хочет получить.

Это может быть – лучше, дешевле, вкуснее, моднее, надежнее . То есть, это – наше желаемое будущее.

Вперед, в это светлое будущее

Немаловажная деталь в этой истории: справа всегда не только рука политика, но он сам. Листовки с призывами отдать свой голос за того или иного кандидата, – вещь привычная каждому. А вспомните ли вы, где размещена фотография кандидата? Подскажу, это правый верхний угол. А разница между "всю жизнь с протянутой рукой" и политиком на плакате лишь в том, что Ленин как бы говорит нам: "посмотрите туда, где ваше будущее", а политик с плаката говорит: "посмотри, я и есть – твое желаемое будущее".

Лучшее место для политика на плакате или билборде – это правый верхний угол. Или же, по крайней мере, просто справа.

Не знаю, как за границей, а в России народ любит думать, что все политики врут. Но если обычный человек (который видит политика, в лучшем случае, по телевизору) "за язык его не поймает", то вот журналист – может. И в этом опять ему поможет знание о том, с какой стороны лучше задавать коварный вопрос: справа или слева. У вас есть идеи на этот счет?

Жена, садись, сейчас врать буду

Люди имеют обыкновение при серьезном разговоре садиться друг напротив друга, но, как ни странно, это далеко не всегда самая эффективная стратегия.

Например, если жена хочет выяснить, где шлялся ее любимый, то гораздо надежнее будет сесть так, чтобы, говоря с ней, жуликоватый супруг должен был смотреть влево. Так как, при взгляде влево, человек активизирует опыт прошлого и воспоминания, то супругу будет очень нелегко вспомнить то, чего не было на самом деле.

Если вы хотите понять, насколько это непросто, то вообразите ситуацию, что вам нужно от руки писать текст, но не той рукой, которой вам привычно, а противоположной. Очень непросто, правда? И столь же затруднительно врать влево, – хотя ходить налево почему-то очень просто. Так что для журналиста в зале на политической пресс-конференции левая сторона зала будет более удачным выбором в его нелегком разоблачительном деле.

Конфигурация добрых и злых полицейских

Учитывая всё вышесказанное, можно поспешить сделать вывод, что "злой" полицейский должен быть слева (для того, что бы правду раскусывать), но тогда "добрый" уже вроде бы как и не важен. Не для того же он, в конце концов, чтобы ему врали, верно?

На самом деле все немного сложнее: и задача у "злого" и "доброго" иная, – не столько обнаружить неправду, сколько вынудить человека сотрудничать (быть заинтересованным в говорении правды). Как следствие этого, тактика и стратегия допроса построена на другом принципе.

Допустим, перед нашими следователями сидит человек, который первый раз оступился, и раньше он ничего подобного не совершал. Будущее для него выглядит страшно (это допросы, следствие, суд, тюрьма), а прошлое – очень соблазнительным (раньше он такого не делал). Поэтому "злой" полицейский должен садиться справа от него и рисовать перед ним ужасные картины его незавидного будущего.

В это же самое время наш "добрый" полицейский слева обращается к его воспоминаниям: "послушай, сержант Кукушкин, ты посмотри, ведь хороший парень, ну ошибся разик, с кем не бывает, ведь раньше он никогда этого не делал, он наверняка жалеет и раскаивается". Это верно соответствует опыту подследственного. Он действительно попался в первый раз, а в прошлом он был хорошим парнем и не нарушал закон.

Интересно отметить вот такую деталь: если этот допрашиваемый поддался на провокации и пошел "на сознанку", – то "доброму" и "злому" полицейским желательно невзначай поменяться местами. Почему и зачем?

Все очень просто: человек психологически отодвинул свои ужасные картины тюрьмы и сумы в прошлое, и устремился к светлой возможности избежать наказания. Как говорится, вздохнул с облегчением. Как только это произошло, наш "добрый" полицейский занимает позицию справа, а "злой" – слева.

Первый манит к себе (покайся, голубчик, и тебе скидка выйдет), а второй – пугает (не возвращайся сюда, ты уже избавился от этого).

Теперь предположим, что в руки "ментов" попал матерый рецидивист, за плечами которого уже не одна "ходка". Рецидивиста ужасными картинами не напугаешь, – и заглядывая в свое будущее, он больше жаждет "вынырнуть" из ситуации целым и невредимым.

Как следствие, "добрый" и "злой" полицейские меняются местами. И теперь наш "злой" – уже не справа, а слева, он пугает рецидивиста прошлым , а "добрый" (он справа) – обещает ему выйти из ситуации с наименьшими потерями. И опять же это строго соответствует опыту подследственного.

Рецидивист хорошо помнит о тюрьме, сроках, жажде свободы, – и всем этим его пугает "злой" полицейский слева. И он хочет этого избежать, – и это ему обещает "добрый" полицейский» справа. Совсем не факт, что это сработает, но соблазн будет велик, а сопротивляться станет гораздо сложнее.

А ваша ревность слева или справа?

Итак, мы знаем, что слева психологически находится прошлое, воспоминания, а справа – образы будущего. Последнее требует маленького уточнения, ибо в чистом виде будущего не существует, и для того, чтобы оно обрело хоть какую-то реальность, его нужно сначала создать, вообразить, придумать.

Процесс видения будущего называют визуальным конструированием , то есть формированием образа ожидаемого будущего.

Так как ревность есть предположение измены , – что соответствует взгляду вправо (человек как бы придумывает сцены и ситуации, где его половинка изменяет), – то принудительный перевод его взгляда влево (например, жена на прогулке берет мужа под левый локоть) освобождает своего партнера от мучительных переживаний своих картин ревности.

И, напротив, та женщина, которая как раз хочет слегка пощекотать мужскую ревность, должна быть справа от него. А вот человеку, кто уже изменил (и это известно другому) очень сложно выбрать для себя нужную диспозицию, ибо его положение слева подталкивает к воспоминаниям, а положение справа пугает возможностью повторения. Может быть, именно поэтому очень многие психологи рекомендуют ни за что на свете не раскрывать свою измену, потому что потом пережить её обманутому очень и очень сложно.

Женщина, которая хочет оказаться с мужчиной в желаемом для неё будущем, конечно, должна быть справа от него, – чтобы он видел её в будущем. Кстати, возвращаясь к теме ревности, можно привести в пример терапевтический прием, когда очень ревнивого человека психолог заставляет смотреть влево (смотри вот сюда и рассказывай мне о своей ревности), и пациент вдруг обнаруживает, что ревновать ему стало гораздо труднее.

Реклама: равнение направо!

Однако, это не совсем так, и на самом деле взгляд наш все время стремится "завалиться" вправо. Это очень хорошо заметно, если нам предъявляют два равноценных визуальных образа в правой и левой части кадра.

Например, уже упоминавшиеся мной примеры с ДО и ПОСЛЕ . ДО – слева, а ПОСЛЕ – справа. Если вы обратите на это внимание, то обнаружите, что ДО очень часто (или всегда) выпадает из поля нашего зрения. И если показать такую рекламу некоторому числу зрителей, а потом спросить у них, что делал в ней каждый персонаж, то правого они опишут более уверенно, чем левого.

Правый подмигнул, почесался, улыбнулся, нахмурил лоб. Левый был, но вот что он при этом делал – не запомнилось . А не запомнилось, потому что – не виделось.

Где сидеть начальнику?

В крупных компаниях у начальства имеются свои кабинеты, чего не скажешь о более мелких фирмах, где начальник и подчиненный частенько соседствуют в пределах одной комнаты.

Впрочем, и для крупных компаний возможны такие ситуации, когда в одном помещении сидит и главное лицо, и второстепенное (старший бухгалтер и его помощник; старший менеджер и его работники). И, в таком случае, – как будет лучше сидеть начальнику: так, чтобы его подчиненные видели его справа, или так, чтобы – слева?

Однозначного ответа на этот вопрос нет. Например, если начальник сидит слева, то он как бы находится в области воспоминаний, в области прошлого.

Но так как это прошлое может быть для сотрудника очень неотрадным (ибо он уже получил с десяток выволочек и нагоняев), то при одном взгляде влево (в сторону начальника) он будет мысленно содрогаться.

Справедливо утверждать и обратное: при взгляде вправо подчиненный может вообразить, как ему прилетит, если он сделает свою работу плохо.

И посоветовать можно только одно: если ваш подчиненный все же саботирует или из рук вон плохо выполняет свою работу, – тогда попробуйте пересесть или справа налево от него, или, напротив, слева направо. Это может помочь.

Как подойти: справа или слева?

Знание об этом может быть очень полезным для разных людей, ситуаций или профессий. Например, если милиционер идет по улице и видит впереди себя бандита, которого нужно задержать, то ему немедленно нужно идти "налево". Почему?

Как уже говорилось выше, взгляд вправо соответствует процессу визуального конструирования, – и сконструировать чувство опасности при взгляде направо много проще, чем при взгляде налево. Как следствие, люди слева субъективно кажутся менее опасными, чем справа. Для прохожего человек справа будет более похож на бандита, чем человек слева. А для преступника – человек справа больше смахивает на милиционера, чем человек слева.

Если уж давать совсем злодейские советы, то вырывать из рук прохожего сумочку лучше слева, и снайперу в доме лучше занимать позицию по левую сторону движения кортежа.

Слева не помешает быть зубному врачу, – это уменьшит страх у пациента. А если он все-таки справа, то имеет смысл рассказывать своему пациенту, какими современными и совершенными стали медицинские технологии. В "левом ухе" у пациента этого нет, а вот справа (где желаемое будущее) – сколько угодно.

Если же, напротив, вы хотите подойти максимально угрожающе (актуально в спортивных состязаниях или на "стрелках"), то будет лучше подходить всегда справа. А, возвращаясь к теме допросов, добавлю, что когда следователь стоит с правого бока (или справа, за спиной), то это гораздо больше давит на психику, чем если бы он стоял слева.

Кто там шагает правой?

От 5 до 10 процентов людей – это левши или скрытые левши, и на них все перечисленные правила и закономерности или не распространяются, или применимы строго до наоборот.

Если работа с людьми для вас – явление массовое, то ориентироваться нужно на правшей, которых большинство. Правые и левые закономерности можно внедрять в самые разные аспекты своей деятельности: это конфигурация торгового зала, размещение товаров на стенде, наклейка на товары ярлыков (скидка, новинка), верстка рекламы, и т.д.

Огромный массив исследований говорит, что чем больше мы видим что-то, тем больше это нам нравится, причем важно, что больший эффект происходит именно при неосознаваемой экспозиции (показа) стимула. Люди не могут дисконтировать или игнорировать то, что не видели сознательно.

Одним из первых это феномен простого показа отметил и исследовал Роберт Зайонк (Zajonc, 1980), который и предположил, что экспозиция стимула вызывает эмоциональный отклик, основанный на знакомстве, и происходит это, по всей видимости, в частично независимой сети центральной нервной системы — locus coeruleus . Это — голубоватое пятно, ядро, расположенное в стволе мозга на уровне моста (участок голубоватого цвета в верхнебоковой части ромбовидной ямки ствола головного мозга снаружи от верхней ямки), часть ретикулярной формации. Работа этой сети происходит, по всей вероятности, исключительно подсознательно.

С тех пор, в ходе экспериментов, ученые пытались найти механизмы, которые бы усиливали феномен простого показа. Одним из таких механизмов является эксплуатация полушарной специализации. Так, в 1988 году Янишевски (Janiszewski, 1988) обнаружил, что рекламное изображение нравится больше, когда помещено слева от статьи, которую просматривает человек. Изображение в левом поле зрения задействует правое полушарие, а текст справа – левое полушарие. Правое полушарие более эффективно обрабатывает образную информацию, и соответственно, снабжает подсознание большим объемом данных. Левое полушарие, напротив, лучше справляется с вербальной информацией и также дает больше данных подсознанию.

Но мир сложен и разнообразен, и информация в левом и правом поле зрения едва ли всегда одинаково проста или сложна. Возникла гипотеза распределения и баланса активности полушарий. Когда полушария активируются неравномерно, менее занятое начинает анализировать свою информацию более активно, «стараясь» сбалансироваться по активации с другим. Гипотеза предсказывает, что если, например, сложная картинка находится слева от простого текста, и в правом полушарии происходит большая активация, то левое полушарие начинает тщательнее обрабатывать то, что находится в своем (правом) поле.

Бренд – это не слова и не изображения, и он может быть обработан обеими полушариями практически одинаково. Если мы начнем эксплуатировать специализацию полушарий по обработке информации и использовать сбалансированную нагрузку на полушария, то мы можем надеяться на усиление эффекта и положительного эмоционального отношения. Разместив бренд справа от изображения, мы задействуем менее активное левое полушарие, где информация о бренде получит больше ресурсов для обработки, в сравнении с правым полушарием. Точно также, если мы разместим бренд слева от текстовой информации (слогана), мы задействуем мене занятое правое полушарие и опять получим больше ресурсов для обработки. В любом случае, увеличение объёма подсознательной обработки увеличит эмоциональный фактор в отношении бренда, и он будет нравиться больше.

Таким образом, бренд будет нравится больше, если размещается справа от картинки, или слева от текста (слогана).

В начале статьи вы видите оригинальную рекламу духов Shalimar компании Guerlain . Мы видим лицо модели, занимающее около 80% всей площади, размещенный ниже лица текст слогана, и справа от него – изображение продукта и бренда. Для большей ясности элементы помечены на картинке ниже:

Янишевски создал четыре версии этой рекламы, как вы видите ниже:

Верхний левый – бренд расположен слева от лица.
Верхний правый – бренд справа от лица.
Нижний левый – бренд слева от слогана.
Нижний правый – бренд справа от слогана.

Участникам эксперимента (Janiszewski, 1990), женщинам, выдали одну из этих версий рекламного буклета, вместе с вопросниками. Цель вопросников заключалась в определении различных параметров понимания рекламы и эмоционального отношения, и, по сути, сводилась к тому, чтобы узнать, какой из вариантов рекламы больше нравится. 54 женщины сдали вопросники, и гипотеза эксперимента подтвердилась: больше всего понравилась реклама, где бренд стоит справа от лица (верхняя правая реклама), или слева от текста (нижняя левая версия).

Были проведены еще два эксперимента, изменяющие условия, для контроля нежелательных эффектов и исключая конкурирующие гипотезы, но результаты остались таким же. Так, размещения разных брендов в разных местах рекламы опять продемонстрировало преимущество размещения его справа от картинки и слева от текста.

Конечно, это лишь один работающий механизм, основанной на одной из сотен теорий. Несмотря на то, что этой работе уже почти 25 лет, результаты исследования, с одной стороны, не были опровергнуты, а с другой – остались многим неизвестны, несмотря на хороший индекс цитируемости. Эмоциональная реакция на бренд, созданная с помощью манипуляции с размещением, хоть и произведена подсознательными процессами, обладает устойчивостью во времени и будет влиять на предпочтения и выбор при потребительском поведении.

Janiszewski, C. (1988). Preconscious processing effects: The independence of attitude formation and conscious thought. Journal of Consumer Research , 15, 199-209.

Janiszewski, C. (1990). The influence of print advertisement organization on affect toward a brand name. Journal of Consumer Research , 17(1), 53-65.

Zajonc, R. (1980). Feeling and thinking: Preferences need no inference, American Psychologist . 35, 151- 171.