Скальпирование. Кто больше
Первый логичный шаг - провести инвентаризацию сохранившегося книжного наследия. Увы, сохранилось немного. От домонгольского периода до нас дошло менее 200 книг и рукописей. По мнению историков, это меньше 1% от всего, что было. Русские города горели в ходе междоусобных войн и набегов кочевников.
После монгольского нашествия некоторые города просто исчезли. Согласно летописям, даже в мирное время Москва каждые 6-7 лет выгорала дотла. Если же пожар уничтожал 2-3 улицы, о такой мелочи даже не упоминалось. И хотя книги ценили, берегли, рукописи все-таки горели. Что же дошло до наших дней?
Подавляющее большинство - это духовная литература. Богослужебные книги, евангелия, жизнеописания святых, духовные наставления. Но была и светская литература. Одной из древнейших дошедших до нас книг является «Изборник» 1073 года. По сути, это малая энциклопедия, основу которой составляют исторические хроники византийских авторов. Но среди более чем 380 текстов есть трактат о стилистике, статьи о грамматике, логике, статьи философского содержания, притчи и даже загадки.
В большом количестве переписывались летописи - русские люди отнюдь не были Иванами, не помнящими родства, они живо интересовались тем, «откуда есть пошла русская земля». К тому же отдельные исторические хроники по закрученности сюжета сродни современной детективной литературе.
История гибели князей Бориса и Глеба достойна экранизации: брат против братьев, обман, предательство, злодейские убийства - на страницах «Сказания о Борисе и Глебе» кипят воистину шекспировские страсти!
Убийство Глеба. Миниатюра Сказания о Борисе и Глебе из Сильвестровского сборника
Существовала и научная литература. В 1136 году Кирик Новгородец написал «Учение о числах» - математический и астрономический трактат, посвященный проблемам летоисчисления. До нас дошли четыре (!) списка (копии). Значит, копий этого сочинения было очень много.
«Моление Даниила Заточника» с элементами сатиры, направленное против духовенства и бояр, - это не что иное, как публицистика XIII века.
И, конечно же, «Слово о полку Игореве»! Даже если «Слово» было единственным творением автора (в чем можно сомневаться), у него наверняка были и предшественники, и последователи.
Теперь поднимем следующий пласт и приступим к анализу самих текстов. Вот тут начинается самое интересное.
Пласт 2-й: что скрыто в текстах
В X-XIII веках авторского права не существовало. Авторы, переписчики и составители изборников, молений и поучений повсеместно вставляли в тексты куски из других произведений, вовсе не считая необходимым давать ссылку на первоисточник. Это было повсеместной практикой.
Найти такой не отмеченный ничем фрагмент в тексте очень тяжело, для этого надо в совершенстве знать литературу того времени. А если первоисточник к тому же давно утрачен? И тем не менее такие находки есть. И они дают просто море информации о том, что читали в Древней Руси.
В рукописяхнаходятфрагменты «Иудейской войны» еврейского историка и военачальника Иосифа Флавия (I век), греческих хроник Георгия Амартола (Византия, IX век), «Хронографии» Иоанна Малалы (Византия, VI век). Найдены цитаты из Гомера и ассирийско-вавилонской повести об Акире Премудром (VII век до нашей эры).
26 июля 1951 года в Великом Новгороде была обнаружена берестяная грамота №1. Сегодня их найдено более тысячи, есть находки в Москве, Пскове, Твери, Беларуси и Украине. Благодаря этим находкам мы можем с уверенностью сказать, что подавляющее большинство городского населения Древней Руси, включая женщин, было грамотным.
Повсеместная грамотность подразумевает наличие литературы - ведь не только берестяные грамоты читали наши предки! Так что стояло на книжной полке древнего русича? Чтобы докопаться до истины, придется приподнимать исторические пласты.
Берестяная грамота, в которой говорится о покупке рабыни дружинником
Конечно, нам интересно, насколько эти первоисточники были распространены среди читающего населения. Не был ли тот безвестный автор-монах единственным на Руси, кому попал в руки тот или иной драгоценный фолиант? В одном из поучений, критикующем пережитки язычества, объясняя сущность языческого божества, автор называет его аналогом Артемиды.
Он не только знает о греческой богине, более того, автор уверен, что читатель тоже осведомлен о том, кто это такая! Автору поучения и читателям греческая Артемида более знакома, чем славянская богиня охоты Девана! Значит, знание греческой мифологии было повсеместным.
Запрещенная литература
Да, была и такая! Заботясь о духовном здравии своей паствы, Церковь выпускала индексы, в которых перечисляла книги, относимые к «отреченным». Это были гадательные, чародейные, волшебные книги, сказания об оборотнях, толкователи примет, сонники, заговоры и богослужебная литература, признанная апокрифической. В индексах указаны не просто темы, а конкретные книги: «Остролог», «Рафли», «Аристотелевы врата», «Громник», «Коледник», «Волховник» и прочие.
Все эти «богомерзкие писания» не просто запрещались, а подлежали уничтожению. Несмотря на запреты, отреченные книги хранили, читали и переписывали. Православный русский народ никогда не отличался религиозным фанатизмом, христианство и языческие верования мирно сосуществовали на Руси в течение столетий.
Пласт 3-й: текстуальные совпадения
Заимствование сюжетов никогда не считалось среди авторов предосудительным. А. Толстой, например, не скрывал, что его Буратино - калька с Пиноккио Коллоди. У великого Шекспира практически нет ни одного «своего» сюжета. И на Западе, и на Востоке заимствование сюжетов использовалось вовсю. И на Руси тоже: в жизнеописаниях князей, житиях святых есть сюжетные линии из греческих хроник, западной литературы («Песни о Гильоме Оранжском», Франция, XII век) и даже древнеиндийской литературы.
В «Видениях старца Матфея» монах видит, как невидимый для других бес бросает в иноков лепестки. К кому они прилипают - тот сразу же начинает зевать и под благовидным предлогом стремится уйти со службы (не порвал связь с миром). К истинным же сподвижникам лепестки не пристают. Замените беса Небесной девой, печерских иноков буддийскими монахами - и вы получите махаянскую сутру II века до нашей эры, непонятно каким ветром занесенную на Русь.
И тут возникает следующий вопрос: как книги попадали на Древнюю Русь?
Копаем дальше
Установлено, что целый ряд рукописей X-XI веков является списками с болгарских оригиналов. Историки давно подозревают, что библиотека болгарских царей оказалась на Руси. Она могла быть вывезена как военный трофей князем Святославом, захватившем столицу Болгарии Велики-Преслав в 968 году.
Ее мог вывезти византийский император Иоанн I Цимисхий и впоследствии передать ее Владимиру в качестве приданого за царевну Анну, вышедшую замуж за киевского князя. (Именно так в XV веке вместе с Зоей Палеолог - будущей женой Ивана III - в Москву попала библиотека византийских императоров, ставшая основой «Либерии» Ивана Грозного.)
В X-XII веках Рюриковичи заключали династические браки с царствующими домами Германии, Франции, Скандинавии, Польши, Венгрии и Византии. Будущие супружницы ехали на Русь со своей свитой, духовниками, везли с собой и книжицы. Так, в 1043 году в Киев из Польши вместе с польской принцессой попал Кодекс Гертруды, а в 1048-м из Киева во Францию вместе с Анной Ярославной - Реймсское Евангелие.
Что-то привозили скандинавские дружинники из княжеского окружения, что-то купцы (торговый путь «из варяг в греки» был весьма оживленным). Естественно, книги были «на заморских» языках. Какова же была их судьба? Были ли на Руси люди, способные читать на иностранных языках? И много ли таких людей было?
Басурманская речь
Отец Владимира Мономаха владел пятью языками. Мать Мономаха была греческой царевной, бабушка - шведской принцессой. Наверняка мальчик, живший с ними до подросткового возраста, знал и греческий, и шведский. Владение как минимум тремя иностранными языками в княжеской среде было нормой. Но это княжеская фамилия, теперь спустимся по социальной лестнице вниз.
В Киево-Печерской лавре один одержимый бесом чернец заговорил на нескольких языках. Стоящие рядом монахи свободно определили «бесерменския языци»: латынь, древнееврейский, греческий, сирийский. Как видим, знание этих языков не было среди монастырской братии редкостью.
В Киеве существовала значительная иудейская диаспора, одни из трех ворот в Киеве (торговые) даже именовались «жидiвськi». Плюс наемники, купцы, соседствующий Хазарский каганат - все это создавало самые благоприятные условия для развития многоязычия.
Поэтому попавшая в Древнюю Русь с Запада или Востока книга или рукопись не пропадала - ее читали, переводили и переписывали. Практически в Древней Руси могла ходить (и наверняка так и было) вся мировая литература того времени. Как видим, Русь не была ни темной, ни забитой. И читали на Руси не только Библию и Евангелие.
В ожидании новых находок
Есть ли надежда, что когда-нибудь будут найдены неизвестные ныне книги X-XII веков? Гиды Киева до сих пор рассказывают туристам, что перед взятием города монголо-татарами в 1240 году киевские монахи спрятали библиотеку князя Ярослава Мудрого в подземельях Софийского монастыря.
До сих пор ищут легендарную библиотеку Ивана Грозного - последние поиски проводились в 1997 году. И хотя надежд на «находку века» мало... Ну а вдруг?
Клим ПОДКОВА
После открытия Американских континентов и освоения новых земель, которое зачастую сопровождалось порабощением и истреблением коренного населения, европейцы были поражены методами борьбы индейцев. Племена индейцев старались запугать чужеземцев, и потому в ход шли самые жестокие способы расправы над людьми. Более подробно об изощренных методах умерщвления захватчиков расскажет этот пост.
"Боевой клич индейцев представляют нам как нечто настолько ужасное, что его невозможно выдержать. Его называют звуком, который заставит даже самого отважного ветерана опустить свое оружие и покинуть шеренгу.
Он оглушит его слух, от него застынет душа. Этот боевой клич не позволит ему услышать приказ и почувствовать стыд, да и вообще сохранить какие-либо ощущения, кроме ужаса смерти".
Но пугал не столько сам боевой клич, от которого стыла кровь в жилах, сколько то, что он предвещал. Европейцы, сражавшиеся в Северной Америке, искренне чувствовали: попасть живыми в руки чудовищных раскрашенных дикарей означает судьбу пострашнее смерти.
Это вело к пыткам, человеческим жертвоприношениям, каннибализму и снятию скальпов (и все имело ритуальное значение в культуре индейцев). Это особенно способствовало возбуждению их воображения.
Самым ужасным было, вероятно, зажаривание заживо. Одного из британцев, выживших в Мононгахела в 1755 г., привязали к дереву и сжигали заживо между двумя кострами. Индейцы в это время танцевали вокруг.
Когда стоны агонизирующего человека стали слишком настойчивыми, один из воинов пробежал между двумя кострами и отсек несчастному гениталии, оставляя его истекать кровью до смерти. Тогда завывания индейцев прекратились.
Руфус Путмен, рядовой из провинциальных войск Массачусетса, 4 июля 1757 г. записал в своем дневнике следующее. Солдата, схваченного индейцами, "нашли зажаренным самым печальным образом: ногти на пальцах были вырваны, губы отрезаны до самого подбородка снизу и до самого носа сверху, его челюсть обнажилась.
С него сняли скальп, грудь рассекли, сердце вырвали, вместо него положили его патронную сумку. Левая рука оказалась прижатой к ране, томагавк оставили у него в кишках, дротик пронзил его насквозь и остался на месте, был отрезан мизинец на левой руке и маленький палец на левой ноге".
В том же году иезуит отец Рубо встретил группу индейцев племени оттава, которые вели через лес несколько пленных англичан с веревками вокруг шеи. Вскоре после этого Рубо догнал боевой отряд и поставил свою палатку рядом с их палатками.
Он увидел большую группу индейцев, которые сидели вокруг костра и ели жареное мясо на палочках, словно это был барашек на небольшом вертеле. Когда он спросил, что это за мясо, индейцы оттава ответили: это зажаренный англичанин. Они указали на котел, в котором варились остальные части разрубленного тела.
Рядом сидели восемь военнопленных, перепуганных до смерти, которых заставили наблюдать за этим медвежьим пиром. Люди были охвачены неописуемым ужасом, подобным тому, который испытывал Одиссей в поэме Гомера, когда чудовище Сцилла уволокло с борта корабля его товарищей и бросило их перед своей пещерой, чтобы сожрать на досуге.
Рубо, пришедший в ужас, пытался протестовать. Но индейцы оттава не захотели его даже выслушать. Один молодой воин грубо сказал ему:
- У тебя французский вкус, у меня - индейский. Для меня это хорошее мясо.
Затем он пригласил Рубо присоединиться к их трапезе. Похоже, индеец обиделся, когда священник отказался.
Особую жестокость индейцы проявляли к тем, кто сражался с ними их же методами или почти усвоил их охотничье искусство. Поэтому нерегулярные лесные караульные патрули подвергались особому риску.
В январе 1757 г. рядовой Томас Браун из подразделения капитана Томаса Спайкмена рейнджеров Роджерса, одетых в зеленую военную форму, получил ранение в бою на заснеженном поле с индейцами племени абенаков.
Он ползком выбрался с поля боя и встретился с двумя другими ранеными солдатами, одного из них звали Бейкер, вторым был сам капитан Спайкмен.
Мучаясь от боли и ужаса из-за всего происходящего, они подумали (и это была большая глупость), что могут безопасно развести костер.
Почти мгновенно появились индейцы-абенаки. Брауну удалось уползти от костра подальше и спрятаться в кустарнике, из которого он наблюдал за развернувшейся трагедией. Абенаки начали с того, что раздели Спайкмена и сняли с него скальп, пока тот был еще жив. Затем они ушли, прихватив с собой Бейкера.
Браун говорил следующее: "Видя эту ужасную трагедию, я решил уползти по возможности дальше в лес и умереть там от полученных ран. Но так как я был близко к капитану Спайкмену, он меня увидел и умолял, ради всего святого, дать ему томагавк, чтобы он мог покончить с собой!
Я отказал ему и уговаривал его молиться о милосердии, так как он мог прожить всего еще несколько минут в этом ужасающем состоянии на замерзшей земле, покрытой снегом. Он просил меня передать его жене, если я доживу до того времени, когда вернусь домой, о его страшной гибели".
Вскоре после этого Брауна схватили индейцы-абенаки, вернувшиеся на место, где они сняли скальп. Они намеревались насадить голову Спайкмена на шест. Брауну удалось выжить в плену, Бейкеру - нет.
"Индейские женщины раскололи сосну на мелкие щепки, подобные небольшим вертелам, и вонзили их в его плоть. Затем сложили костер. После этого приступили к совершению своего ритуального обряда с заклинаниями и танцами вокруг него, мне приказали делать то же самое.
По закону сохранения жизни пришлось согласиться... С тяжелым сердцем я изображал веселье. Они перерезали на нем путы и заставили бегать вперед и назад. Я слышал, как несчастный молил о милосердии. Из-за непереносимой боли и мучений он бросился в огонь и исчез".
Но из всех индейских практик самое большое внимание ужасающихся европейцев привлекало снятие скальпов, которое продолжалось еще и в девятнадцатом столетии.
Несмотря на ряд нелепых попыток некоторых благодушных ревизионистов утверждать, будто снятие скальпов зародилось в Европе (возможно, среди вестготов, франков или скифов), совершенно понятно: оно практиковалось в Северной Америке задолго до того, как там появились европейцы.
Скальпы играли серьезную роль в североамериканской культуре, так как они использовались в трех различных целях (а возможно, служили всем трем): для "замещения" мертвых людей племени (вспомним, как индейцы всегда беспокоились о тяжелых потерях, понесенных на войне, следовательно, об уменьшении численности народа), чтобы умилостивить духов погибших, а также для смягчения скорби вдов и других родичей.
Французские ветераны Семилетней войны в Северной Америке оставили много письменных воспоминаний об этой страшной форме увечья. Приведем отрывок из записей Пушо:
"Сразу после того, как солдат падал, они подбегали к нему, коленями вставали ему на плечи, в одной руке зажав прядь волос, а в другой - нож. Они начинали отделять кожу от головы и отрывать ее одним куском. Это они делали очень быстро, а затем, демонстрируя скальп, издавали крик, который называли "кличем смерти".
Приведем и ценный рассказ очевидца-француза, который известен только по своим инициалам - Ж.К.Б.: "Дикарь немедленно схватил свой нож и быстро сделал надрезы вокруг волос, начиная с верхней части лба и заканчивая затылком на уровне шеи. Затем он встал ногой на плечо своей жертвы, лежащей лицом вниз, и двумя руками стащил скальп за волосы, начиная с затылка и перемещаясь вперед...
После того как дикарь снимал скальп, если он не боялся, что его начнут преследовать, он вставал и начинал соскребать с него кровь и плоть, оставшиеся там.
Затем он делал обруч из зеленых ветвей, натягивал на него скальп, словно на тамбурин, и какое-то время ждал, чтобы он подсох на солнце. Кожу красили в красный цвет, волосы собирали в узел.
Затем скальп прикрепляли к длинному шесту и триумфально несли на плече в деревню или в то место, которое выбиралось для него. Но при приближении к каждому месту на своем пути он издавал столько криков, сколько у него было скальпов, извещая о своем прибытии и демонстрируя свою отвагу.
Иногда на одном шесте могло оказаться до пятнадцати скальпов. Если их было слишком много для одного шеста, то индейцы украшали скальпами несколько шестов".
Невозможно ничем приуменьшить значение жестокости и варварства североамериканских индейцев. Но их действия следует рассматривать и в рамках контекста их воинственных культур и анимистических религий, и в рамках более крупной картины общей жестокости жизни в восемнадцатом столетии.
Жители городов и интеллектуалы, которые испытывали благоговейный ужас от каннибализма, пыток, человеческих жертвоприношений и снятия скальпов, с удовольствием посещали публичные казни. А при них (до введения гильотины) приговоренные к казни мужчины и женщины умирали мучительной смертью в течение получаса.
Европейцы не возражали, когда "предателей" подвергали варварскому ритуалу казней через повешение, утопление или четвертование, как в 1745 г. казнили повстанцев-якобитов после восстания.
Они особенно не протестовали, когда головы казненных насаживали на колы перед городами в качестве зловещего предупреждения.
Они терпимо переносили повешение на цепях, протаскивание матросов под килем (обычно это наказание завершалось фатальным исходом), а также телесные наказания в армии - настолько жестокие и суровые, что многие солдаты умирали под плетью.
Европейских солдат в восемнадцатом столетии заставляли повиноваться военной дисциплине плетью. Американские туземные воины вели борьбу за престиж, славу или за общее благо клана или племени.
Более того, массовые грабежи, мародерство и общее насилие, следовавшие за большинством успешных осад в европейских войнах, превосходили все, на что оказывались способны ирокезы или абенаки.
Перед холокостами террора, подобного разграблению Магдебурга в Тридцатилетней войне, бледнеют зверства в форте Уильям-Генри. В том же 1759 г. в Квебеке Вульф был полностью удовлетворен обстрелом города зажигательными ядрами, не беспокоясь о том, какие страдания пришлось переносить невинным мирным жителям города.
Он же оставлял после себя опустошенные районы, применяя тактику выжженной земли. Война в Северной Америке была кровавым, жестоким и ужасающим делом. И наивно рассматривать ее как борьбу цивилизации с варварством.
Помимо сказанного, специфический вопрос снятия скальпов содержит в себе и ответ. Прежде всего, европейцы (особенно - группы нерегулярных войск, подобные рейнджерам Роджерса) отвечали на снятие скальпов и причинение увечий по-своему.
Тому, что они смогли опуститься до варварства, содействовало щедрое вознаграждение - 5 фунтов стерлингов за один скальп. Это была ощутимая добавка к денежному жалованию рейнджера.
Спираль зверств и встречных зверств головокружительно вознеслась ввысь после 1757 г. С момента падения Луисбурга солдаты победоносного Хайлендерского полка отрубали головы всем индейцам, попавшемся им на пути.
Один из очевидцев сообщает: "Мы убили огромное количество индейцев. Рейнджеры и солдаты Хайлендерского полка никому не давали пощады. Мы снимали скальпы повсюду. Но нельзя отличить скальп, снятый французами, от скальпа, снятого индейцами".
Эпидемия снятия скальпов европейцами стала настолько безудержной, что в июне 1759 г. генералу Амхёрсту пришлось выпустить чрезвычайный приказ.
"Всем разведывательным подразделениям, а также всем остальным подразделениям армии под моим командованием, несмотря на все представившиеся возможности, запрещается снимать скальпы у женщин или детей, принадлежащих противнику.
По возможности их следует забирать с собой. Если такой возможности нет, то их следует оставлять на месте, не причиняя им никакого вреда".
Но какая польза могла быть от такой военной директивы, если все знали, что гражданские власти предлагают премию за скальпы?
В мае 1755 г. губернатор Массачусетса Уильям Шерл и назначил 40 фунтов стерлингов за скальп индейца-мужчины и 20 фунтов - за скальп женщины. Это, казалось, находилось в согласии с "кодексом" дегенеративных воинов.
Но губернатор Пенсильвании Роберт Хантер Моррис проявил свою склонность к геноциду, нацелившись на детородный пол. В 1756 г. он назначил вознаграждение, равное 30 фунтам стерлингов, за мужчину, но 50 фунтов - за женщину.
В любом случае, презренная практика назначения вознаграждения за скальпы аукнулась самым отвратительным образом: индейцы пошли на мошенничество.
Все началось с очевидного обмана, когда американские туземцы приступили к изготовлению "скальпов" из лошадиных шкур. Затем была введена практика убийства так называемых друзей и союзников только для того, чтобы делать деньги.
В достоверно документированном случае, произошедшем в 1757 г., группа индейцев чероки убила людей из дружественного племени чикасави только ради получения вознаграждения.
И, наконец, как отмечал почти каждый военный историк, индейцы стали экспертами в "размножении" скальпов. Например, те же чероки, по общему мнению, сделались таким мастерами, что могли изготовить четыре скальпа с каждого убитого ими солдата.
Что такое скальп? Чаще всего этот вопрос интересует тех, кто читает книги об индейцах. В этом нет ничего удивительного. Ведь в них часто рассказывается о том, что во время сражения забирают у человека скальп головы как доказательство собственной храбрости.
Зачем это надо
Оказывается, эти трофеи были в почете еще у древних галлов и скифов. Итак, что такое кожа головы, срезанная с черепа вместе с волосами. Северной Америки делали это не только для того, чтобы унизить врага. Скальп был магическим атрибутом. Он украшал щит война и был необходимым атрибутом военного торжества.
Можно и за деньги
В 18 веке американцы не задавались вопросом о том, что такое скальп. Они отлично знали, как индейцы снимают его с головы, и даже ухитрились использовать это в своих целях. Они назначили вознаграждение за каждый скальп, снятый у членов соседних племен. Поэтому в погоне за наживой индейцы помогали колонистам уничтожать себе подобных. Причем делали это своими руками. Не щадили даже женщин и детей.
Описание процесса
Узнав, что такое скальп, хочется понять, как можно его снять с человека. Конечно, чаще всего это проделывали с покойником. Но иногда скальпировали и живых людей. Индеец брал в руки волосы своей жертвы, затем ножом надрезал кожу по кругу ото лба к затылку. Затем, уперевшись в плечи несчастного, стягивал кожу вместе с волосами, как чулок, от затылка назад. Живой человек от этого испытывал мучительную боль, от которой мог потерять сознание или даже умереть, но иногда такие люди выживали. После такой экзекуции на голове оставались шрамы, и волосы больше не росли.
Что же дальше
Что же делали с этой кожей, которая наверняка была покрыта свежей кровью? Индейский воин, если за ним не было погони, делал остановку для того чтобы обработать свой трофей. Он ножом счищал со скальпа остатки плоти. Затем промывал его и натягивал на специальную конструкцию из веток, чтобы подсушить. Затем вешал к себе на щит и отправлялся в деревню. На подходе к своему жилью он издавал громкие крики столько раз, сколько скальпов висело у него на щите. Чем больше было трофеев, тем удачливее был воин.
Повезло не всем
Жертвами индейцев становились не только белые люди, но и члены соседних племен. Если такие жертвы выживали, то у некоторых племен они считались изгоями и жили отшельниками до самой смерти. Скальпированные не просто стеснялись своей внешности. По индейским поверьям они считались не живыми людьми, а ожившими покойниками. Поэтому их сторонились. Они жили в пещерах и выходили только ночью. Индейцы не снимали скальпы с чернокожих и тех, кто покончил жизнь самоубийством.
Хорошо, что эта варварская традиция отошла в прошлое. Лучше узнавать, что такое скальп, в ознакомительных целях, чем видеть это наяву.
Малопривлекательный ритуал скальпирования поверженного врага, издавна считают занятием, присущим коренным жителям Америки. Об индейском происхождении этого обычая писали многие и, в частности, знаменитый Фенимор Купер. В одной из своих книг он утверждает: «Белый человек цивилизован, а краснокожий приспособлен к тому, чтобы жить в пустыне. Так, например, белый считает преступлением снимать скальп с мертвеца, а для индейца – это подвиг».
Позволим себе не согласиться с автором «Зверобоя» и «Последнего из могикан». Он заблуждался сам и вводил в заблуждение множество своих поклонников. До появления европейцев в Северной и в Южной Америке снятие скальпа осуществлялось лишь в исключительных случаях и только из религиозных соображений. К тому же этот ритуал практиковался далеко не всеми племенами.
В то же время белому человеку обычай снимать кожу с головы врага в качестве трофея был присущ с незапамятных времен. О том, что скифы срезали кожу с голов убиенных, сообщал еще Геродот. К подобной процедуре частенько прибегали и древние персы и народы Западной Сибири.
Что же касается «краснокожих», то их к этому занятию приобщили именно бледнолицые. Начали процесс голландские колонисты в 16-м веке, а в 18-м его продолжили англичане, подстрекавшие своих союзников из числа индейцев к нападению на французских колонистов, а также к ведению межплеменных войн. Кстати, у американских аборигенов в этом вопросе был широчайший выбор. Например, испанец, убивший врага, брал себе на память его левое ухо, француз – кисть правой руки, а англичанин и голландец – скальп. Индейцы предпочли снятие скальпа. Не в последнюю очередь потому, что скальп и места занимал мало и, при соблюдении определенных правил, довольно долго не портился…
Первое время, скальпирование было известно индейцам только на востоке Северной Америки и в Гран-Чако в Южной Америке, и уже оттуда это явление распространилось на Центральную и Северо-Западную Америку.
За каждый скальп белые союзники платили индейцам твердо установленную цену. Чаще всего рассчитывались «огненной водой», что кроме всего прочего способствовало и развитию среди индейцев хронического алкоголизма.
Давно известно, что в организме ряда народов, к которым относятся и североамериканские индейцы, отсутствуют ферменты, расщепляющих алкоголь, что и приводит к их слабости перед «зеленым змием». Спаивание индейцев – это геноцид, проводимый белыми покорителями Америки.
Вопреки искусственно сформированному мнению, самыми жестокими и алчными собирателями скальпов были не «дикие» индейцы , а, считавшиеся цивилизованными, белые поселенцы. Особенно в этом отношении прославились мародерские банды майора Квантрилла времен войны Севера и Юга, которые убивали не только мужчин, но и женщин и детей. В литературе упоминается один из главарей бандитов, Кровавый Билл, хваставшийся тем, что за один день смог заполучить шестьдесят скальпов, причем принадлежавших не индейцам, а белым.
Отметим и то, что даже в 2000-м году нашей эры, в канадской провинции Новая Шотландия еще можно было получить награду за скальп индейца. Согласно одному из указов властей от 1756 года, белым поселенцам полагалась награда за каждого убиенного краснокожего. О том, сколько денег было выплачено за 244 года, статистика умалчивает.