Я всегда знала, что в семье не может быть одного ребенка. Знала, и все. А жизнь помогла мне утвердиться в этом мнении. Моя дочь в 4 года перенесла рак, и хотя мы его победили, я только укрепилась во мнении, что детей в семье должно быть много. Нет, не на замену, а чтобы не сойти с ума и продолжать жить ради кого-то.

Важный звонок

Это давняя история. Я жила одна с дочкой и мечтала усыновить маленького человека, но как-то все время находились другие важные дела. И тут поздней осенью позвонила близкая подруга и сказала, что я могу ее поздравить: у нее теперь два ребенка, второй - это сын. Зовут Тимур и ему 6 месяцев. Если бы я вчера не видела Ольгу в кофейне, то подумала бы, что сошла с ума. И тут меня осенило: она сделала это! Почему она смогла, а я до сих пор нет, когда будет «тот день»? Я тут же погуглила телефоны органов опеки по району, и организация оказалась в трех шагах от моего дома. Чем не знак судьбы? Уже на следующий день я была на приеме, и самым сложным оказалось ответить на вопрос: «А почему вы хотите взять ребенка?». Если бы я только знала, сколько раз мне будут задавать этот вопрос разные люди. Теперь я знаю ответ: я хотела себе и кому-то еще сделать хорошо.

Так много бумаг…

Да, бумаг оформлять, действительно нужно много, но не верьте тому, кто говорит, что это очень сложно. Да, бывают неадекватные сотрудники опеки, но нам такие люди встречаются на каждом шагу. Итак, схема: сначала нужно сделать запрос в специальные органы о судимости - справка делается около месяца (говорят, что сейчас этот процесс упростили), и идете на занятия в школу приемных родителей (ШПР) - она есть в каждом районе, и занятия там бесплатны. Параллельно ходите в поликлинику и по диспансерам, сдаете анализы - вам выдадут специальную бумажку - «бегунок». На все это уходит от силы месяц, поверьте.

Одиноким детей не дают

Это откровенная ложь. Зачем ее распространяют - не знаю. Еще как дают! У меня даже собственности не было: я жила в квартире, но прописана была не там и судилась с жилищником о документе, - я хотела иметь свидетельство о собственности на жилье. Я очень боялась, что из-за этого мне не дадут малыша. А в квартире, в которой я жила, происходил социальный ремонт, и накануне визита комиссии из органов опеки и органов Роспотребнадзора , которая должна была проверить, где и как ребенок будет жить, у меня на кухне слетела вся плитка. Выглядело это ужасно, я выдала разруху за ремонт. И подписав все документы о здоровье у главврача, отдав справку о несудимости и жилусловиях, стала ждать заключения. Заключения о том, что я могу быть опекуном. Ах, да, к этим документам прилагалось заявление моей 14-летней дочери, что она не против, что я хочу взять ребенка. Больше об этой моей авантюре никто не знал.

Не надо искать, он сам придет

Я сразу же позвонила в дом ребенка, как сейчас помню, это было 30 декабря, и мне сказали, что нет, никто не взял этого мальчика. Я тут же отправила им по факсу заключение о том, что могу быть родителем, и 2 января стояла с пакетом памперсов под дверями дома ребенка (как я туда добиралась, вам лучше не знать). В 8 утра меня встретила социальный работник и начала зачитывать медицинскую карту Максюши, чем еще, кроме сердца, болен или возможно болен мой будущий сын. У него было подозрение на туберкулез (мама кормила его в роддоме, хотя у нее была открытая форма этого заболевания) и грыжа пахово-мошоночная. И в свои 1 год 6 месяцев он, естественно, не говорил ни слова и, как мне сказали даже не гулил. В общем, отставал в психическом развитии. С каждым их словом мне казалось, что я умираю… А пути обратно нет. Как я могу развернуться и уйти? И тут на лестнице раздались шаги, социальный работник привела мне мальчика. На нем был очень милый костюмчик и шапка с бунбоном больше его головы. Максим сразу протянул мне ручонку, теплую, влажную. Мне разрешили взять его на руки и тут же спросили: ну что, мамочка, берете?.. Прозвучало как на базаре, словно картошку выбираю. Малыш все это время радостно прыгал у меня на коленях. Я посмотрела в его глазищи и спросила: «Ну, что, Макс, поедешь в Москву, жить с нами?», не ожидая, конечно, ответа. Малыш замер, пристально посмотрел мне в глаза и совершенно четко сказал: «Да! Да-да-да!».. И эти люди мне говорили, что он даже не гулит! Я подписала все бумаги не раздумывая. И понимая, что Нового года малышу дома не видать, молила их об одном: закончить оформление побыстрее, чтоб Максимка мог встретить дома Рождество.

Рождественское чудо

Я каждый день звонила в дом малютки и департамент образования города, но меня просили подождать. 6 января утром я проснулась с чувством, что хватит звонить, набрала подругу, взяла дочь, детские вещи, и мы поехали на машине за моим сыном. Безумный страх, что его заберет кто-то кроме меня, сводил с ума. Подруга-доктор цинично успокаивала: кому он нужен, с тремя пороками сердца, туберкулезом и грыжей и исковерканной грудной клеткой? Только тебе. От этого становилось легче. Мы приехали к закрытым дверям департамента… Но тут кто-то вышел из припаркованной машины, и это оказалась та самая злая тетя, которая отдавала сына, как картошку. «Не выдержали-таки. Ну Бог с вами, сегодня Рождество. Берите документы и за ним в дом малютки, я позвоню, не забудьте в понедельник отдать папку с делом органам опеки в Москве. Хотя это и не по правилам…»

Я сняла с него, с моего малыша (он не выглядел на полуторогодовалого, от силы 9 месяцев, только-только начал шатко ходить), детдомовские вещи в одно мгновение, нарядив во все новое и то, что дали друзья, и вынесла на улицу. Помню, как сын прижался ко мне и зажмурился от яркости снега. По дороге нас остановил патруль: впопыхах мы забыли про кресло, да и не факт, что Макс сидел бы в нем. Всю дорогу он проехал у меня на руках, и только подъезжая к Москве, я положила его на плед на сиденье, и он, закрыв глаза, стал отчаянно укачивать себя головой. Так, как убаюкивают себя все детишки в детдоме. Я аккуратно обхватила его голову руками, и он постепенно затих. А ровно в полночь мы остановились у подъезда моего дома. Максим так и не проснулся до утра и спал улыбаясь, как будто знал, что произошло чудо и теперь у него большая семья: мама, сестра, бабушка, прабабушка и прадедушка… А через полгода у нас появился еще и папа. Вот такие чудеса.

P. S. Прошло много лет, сын учится в третьем классе, он знает, что он приемный, но рад, что мы его нашли и так любим.

ФОТО Getty Images

Мой опыт – это лишь мой опыт. Понятно, что все мы, приемные дети, разные, у каждого свой опыт, свои чувства – тут вся палитра эмоций от черного до белого. Я ни в коем случае не выступаю от имени всех. Но я за то, чтобы у каждого была возможность высказаться.

Первые месяцы своей жизни я провела в машине. Однажды мать оставила меня одну и не вернулась. Мне был год с небольшим, когда меня усыновили. Так я нашла свою настоящую семью. Обычно у окружающих возникает множество вопросов, стоит им узнать, что я приемный ребенок. Я слышала эти вопросы годами, сколько себя помню. И мне хотелось бы дать наконец ответы. Про все и всем сразу.

1. Сироты в жизни совсем не похожи на сироток с золотистыми кудряшками, которых вы видите в кино. Они просто дети. Они прошли через испытания, которые многим трудно даже вообразить. Им нужна защита, безопасность и любовь. Вообще всем нам нужна семья. Сейчас мне 42, а мне так не хватает моей мамы, ныне уже покойной. Мне так хочется к кому-то поехать на День благодарения. Мне нужно, чтобы кто-то волновался, приняла ли я витамины, чтобы где-то была та, кто всегда ждет меня. Нам всем это нужно, правда? Но в отличие от нас, те дети все еще мечтают о семье, нуждаются в семье.

2. У приемных детей могут быть разные чувства относительно их усыновления. Я никогда не спрашивала, почему моя родная мать оставила меня в тот день. Чувство, которое я испытываю, – благодарность. С момента усыновления я обрела семью, узнала, что такое любовь, с этого началась моя настоящая жизнь. Не все усыновленные чувствуют то же самое. Кто-то тоскует по своим биологическим родителям, по жизни, которая могла бы быть в родной семье. И они выбирают не быть благодарными. Это их право.

3. Усыновление – это не то, что надо скрывать или чего стоит стыдиться. Для меня тут не было вопроса. Я всегда знала, что я приемная. Ну и что? Благодаря этому я встретила свою семью. У меня никогда не было чувства, что от меня что-то скрывают. Ты просто знаешь, что это так. Это так же естественно, как, например, то, что у меня есть пупок. Он есть и всегда был. Если вы приемный родитель, скажите ребенку правду сразу. Будьте с ним честным и открытым. Помните: у него есть право на свою историю. Оберегать ее – ваша ответственность. Чужие люди и даже друзья должны понимать, что им не обязательно знать все детали этой истории.

4. Усыновление вовсе не означает, что ты станешь ребенком второго сорта. Уверяю вас, хотя я была приемным ребенком, а моя сестра нет, я вовсе не чувствовала себя «номером два». Моя мама не стала в меньшей степени матерью, а я не была меньше ребенком из-за того, что не была родной по крови. Я не была из-за этого меньшей врединой в подростковом возрасте, как не была менее ласковой и любящей, когда была маленькой. Мама ничуть не меньше включалась в мою жизнь и готова была стоять горой за нас обеих. Мне уделяли столько времени, внимания, любви… Нет, я не была второй!

книга на тему

Людмила Петрановская Разговор о том, как бесконечно сложно быть приемными родителями, ведь ребенок, потерявший семью, – это всегда «ребенок, раненный в душу», и с ним неизбежно придется разделить эту боль. В книге затронуты самые мучительные вопросы, стоящие перед теми, кто стал или собирается стать усыновителем.

5. Одни из нас говорят «Меня усыновили» (раньше, когда-то), другие – «Я приемный ребенок» (сейчас). Это две большие разницы. Я не ношу на груди бейджик с надписью «Привет, я Мадлен, я приемный ребенок». Да, когда-то меня удочерили. Но кроме этого обо мне можно сказать еще миллион разных вещей, моя личность не определяется тем, что меня удочерили. Это лишь один кусочек моей истории. И то же самое можно сказать про всех приемных детей. Пожалуйста, не рассматривайте усыновленного ребенка исключительно как «приемыша». Он или она прежде всего просто ребенок, который сегодня, возможно, представляет себя в своих фантазиях балериной или ковбоем. Когда он вырастет, он может стать кем угодно: врачом, чьим-то другом, любителем собак, мастером, который плетет корзины... У него миллион возможностей, оставьте их ему.

6. Окружающие не упустят случая посудачить на ваш счет. Патронатные семьи, усыновление в своей стране, иностранное усыновление – хорош любой вариант, если его главная цель – дать ребенку любовь и дом. И только это имеет значение. Но можно не сомневаться: родителей будут расспрашивать, откуда они вас усыновили, в какую сумму им обошлось усыновление. Люди любопытны, невежественны и порой очень невоспитанны. Они всегда будут вас судить, предметом обсуждений будет все подряд: ваши сексуальные предпочтения, ваша стрижка и то, как вы украсили дом к Рождеству… Ваша семья важней всего, поэтому – игнорируйте досужие разговоры.

7. Кому-то из приемных детей необходимо найти кровных родителей – просто чтобы закрыть тему, но это нужно далеко не всем. Я никогда не видела своих родных родителей и не обдумывала, как бы разыскать их. Но именно этот вопрос страшно интересует тех, кто узнает, что я приемная дочь. Слушайте, я не персонаж из мыльной оперы. Пожалуй, я испытывала некоторое любопытство, но уж точно не болезненное желание найти их. Надеюсь, что моя родная мать в порядке, что ей досталась хотя бы толика того счастья, которое испытала я.

8. Очень важно, что говорят и как реагируют приемные родители. Никогда не отзывайтесь плохо о родных родителях ребенка. Он воспримет это так, как будто осуждают его самого. Будьте милосердны. Если вы член семьи или друг, умоляю: следите за своими словами в присутствии ребенка; прежде чем что-то сказать, остановитесь и подумайте, не раните ли вы его.

9. То, насколько родители настоящие, не определяется биологическим родством. Моя мама – моя настоящая мама. Она поддерживала меня, когда я плакала из-за домашней работы по математике, помогала выбрать платье на выпускной, лечила мои коленки, когда я падала с велосипеда. Она выслушивала мои сердечные излияния о том, как глупы мальчишки, она любила меня не за биологическое родство. Приемные мамы – настоящие мамы. Приемные папы – настоящие папы. Во всем настоящие. Это определяется не ДНК, а любовью.

10. Усыновлению часто предшествует боль или потеря. Боль родных родителей, то, из-за чего они решились отдать ребенка. Травма ребенка, которому довелось пережить то, что не должен переживать ни один ребенок. Нищета и смерть. Все эти трагедии не вызваны усыновлением, напротив – отдать ребенка в приемную семью зачастую становится лучшим исходом из всех возможных.

11. Никакое мнение об усыновлении не должно быть важнее для приемных родителей, чем мнение самого ребенка. Мне кажется, многие люди придают усыновлению слишком большое значение. Когда я росла, это был просто факт, был день удочерения, который мы отмечали. Я знала, что моя приемная мама всегда готова честно ответить на любые мои вопросы и что мои приемные родители были готовы сделать для меня все, что понадобится. Я не обязательно должна была страдать из-за каких-то проблем в связи с удочерением. Думаю, зачастую приемным родителям тяжело признать, что все может быть просто нормально. Если вы оказались в такой ситуации, в первую очередь прислушайтесь к ребенку! Его мнение по поводу усыновления важнее всех остальных. Пусть он ведет вас.

Когда вы услышите, что кто-то живет с приемными родителями, или сами заметите, что ребенок не похож на родителей, помните, что множество стереотипов, связанных с усыновлением, попросту неверны. Приемные дети – не герои дешевого телесериала, они – личности со своими особенностями. Мы настоящие люди, и у нас настоящие семьи, и усыновление – далеко не самая важная деталь нашей биографии и личности. А родители просто любят детей и отвечают их потребностям, будь то родные дети или нет.

Мадлен Мелчер (Madeleinе Melcher), автор двух книг об усыновлении, мать троих приемных детей, создатель сайта Our Journey to You, посвященного усыновлению. Подробней ее статью «What an adoptee wants you to know about adoption» читайте на сайте The Huffington Post.

3 июня 2014 года Верховный суд Российской Федерации принял решение об усыновлении российского ребенка российско-швейцарской семьей Пошон. История усыновления мальчика Рената длилась более 3-х лет. Окончательное положительное решение было принято благодаря личному вмешательству в ситуацию Уполномоченного при Президенте РФ по правам ребенка Павла Астахова.

История усыновления Рената, которому сейчас 4 года, началась, как ни странно, еще до его рождения. Она необычная и со счастливым концом, может быть от того, что все началось ни где-нибудь, а в цирке.

Девочка Таня

Приемная мама Елена Алексеева-Пошон – клоунесса, она работала в цирке – сначала в Санкт-Петербурге, а потом в Швейцарии. Именно во время ее номера с дрессированными собачками будущий муж и заметил Елену. Все, о чем будет рассказано ниже, все чудеса, которые происходили и, конечно, будут происходить в этой семье, вытекают из самого главного – из чуда любви. В 2005 году швейцарец Иван Пошон и россиянка Елена Алексеева создали семью, в которой довольно скоро оказалось много детей: трое от первых браков, затем общая дочка Соня и потом – Таня.

Про Таню надо рассказать отдельно, потому что не будь ее, не было бы и Рената. Выйдя замуж, Елена оставила работу, но стала, по ее же собственному выражению, «активным участником программ помощи российским детям-инвалидам, живущим в детских домах». Вместе с подругами Елена организовала ассоциацию помощи российским сиротам. Занимаясь благотворительной деятельностью, Елена узнала о девочке Тане из волгоградского дома ребенка.

Когда речь идет о больных детях-сиротах, мы понимаем, что шансов на обретение семьи у них почти нет. В случае с Таней не было даже этого «почти». Полная слепота и нарушение слуха были отнюдь не главными проблемами девочки. У Тани была двусторонняя лицевая расщелина, личико на ее младенческих фотографиях, как будто, как у фарфоровой куколки, расколото пополам.

Вот, что пишет Елена: «Сначала я около года занималась девочкой как волонтер… В 2 годика Таня весила 6 килограммов, не понимала речь, не ходила, даже сидела плохо, заваливаясь набок. Не понимала назначение игрушек, психоэмоциональное развитие соответствовало возрасту 3-4-месячного ребенка.

Мне, с помощью волонтеров и при сотрудничестве дома ребенка, удалось организовать операцию в Москве, в клинике челюстно-лицевой хирургии НПЦ. От персонального внимания девочка расцвела. Начала ходить с опорой, стала интересоваться игрушками, музыкой, за два месяца в больнице прибавила в весе 2 килограмма.

Мысль о том, что ее придется вернуть в учреждение, казалась невозможной. Весь прогресс в развитии оказался бы ненужным, так как сиротская система не предусматривает обучения и реабилитации детей с такими тяжелыми нарушениями.

Так возникла мысль об удочерении. Процесс удочерения занял около года, и в самом конце декабря 2009 Таня оказалась дома. Первый год был чудовищно трудным, адаптация была тяжелой. Слепой, неговорящий и почти не понимающий обращенную к нему речь ребенок мог выражать свои чувства только громким криком и истериками. Девочка боялась всего: песка, снега, ветра, звуков, коляски, машины, верхней одежды, пластилина, качелей, бумаги…»

Сейчас Тане 6 лет. Ей сделали несколько операций, следов того, что было на лице, нету и в помине. Таня посещает обычную школу, дополнительно изучает азбуку Брайля, занимается плаванием, она играет на скрипке и свободно говорит на 2 языках. Я лично была поражена, увидев зимой в интернете видеозапись того, как эта девочка катается на горных лыжах в Альпах.

Семья Пошон могла бы дальше спокойно воспитывать детей, радоваться их успехам и достижениям. Но оказалось, что спокойно радоваться очень сложно, когда знаешь, что нужен кому-то еще, какому-то маленькому человеку все в том же далеком Волгограде.

Мальчик Ренат

О Ренате супруги Пошон узнали в начале 2011 года. Он был из того же самого детского дома, что и Таня. Диагнозы были другими, но отнюдь не менее ужасными – артрогрипоз в тяжелой форме, когда и руки, и ноги обездвижены. Мальчик не мог не только ходить или стоять без специальных аппаратов, но даже поднять руку, чтобы почесать себе нос.

В декабре 2013, когда волгоградский суд запретил усыновление Рената, Елена написала в блоге на «Эхе Москвы»: «В первый приезд малыш произвел впечатление ребенка глубоко замкнутого до аутичности, не по-детски серьезного. Не откликался на свое имя, плакал без звука, безропотно давал производить над собой самые болезненные и неприятные медицинские манипуляции. По мере того, как малыш начал понимать, что кто-то интересуется именно им и с появлением первых признаков привязанности, он “разморозился”, взгляд стал фокусированный, стал смотреть в лицо людям. Появилась инициатива и интерес к окружающему, малыш научился эмоционально реагировать на происходящее, разговаривать…»

На сбор документов ушло около полутора лет, год назад – в мае 2013 года – Елене и Ивану разрешили общаться с ребенком как будущим приемным родителям. Он стал называть их «мама» и «папа». Они стали участвовать в судьбе Рената – помогали с лечением, организовали консультации, каждый раз Елена прилетала в Петербург, когда мальчика привозили туда на лечение, супруги оплачивали на протяжении 2 лет аппаратное лечение.

В течение нескольких месяцев волгоградский суд не мог принять решение об усыновлении Рената. Заседания постоянно откладывались, судья запрашивала дополнительные справки и документы. 3 декабря 2013 года Волгоградским областным судом было принято решение об отказе в удовлетворении заявления гражданина Швейцарии Пошон Айвана и его супруги гражданки Швейцарии и Российской Федерации Алексеевой-Пошон Елены об усыновлении гражданина Российской Федерации Рената И.: «Принимая во внимание то обстоятельство, что заявители являются гражданами государства, в котором разрешены однополые (гражданские) партнерства, а также то, что законодательство Швейцарии допускает возможность переустройства усыновленного ребенка в другую семью … в удовлетворении заявления об усыновлении отказать».

На самом же деле, в Швейцарии однополые браки запрещены, и ребенка, если с супругами Пошон что-то случится, нельзя будет передать в однополую семью, поскольку швейцарским законодательством это не предусмотрено.

Поэтому Елена с мужем обжаловали решение Волгоградского суда в Верховном суде РФ, они написали обратились с просьбой оказать содействие к Уполномоченному по правам ребенка Павлу Астахову.

Домой!

9 декабря 2013 года Елена пишет: «Он постоянно задает вопросы персоналу про нас. Очень ждет нас, плачет и вырывается из рук нянечек, когда мы вынуждены уходить из группы. Ждет встречи с сестренками, про которых знает из моих рассказов, фотографий и видео. Называет их по именам…

Малышу уже 4 с половиной года, срок перевода в ДДИ – 4 года. Его перевод в дом инвалидов был задержан в связи с процедурой усыновления. Теперь он отправится туда в самое ближайшее время.

В доме инвалидов умственно сохранный, но не способный себя обслуживать ребенок, угаснет очень быстро. Если выживет, то в лучшем случае его ждет интернат для инвалидов и престарелых. Перспективы ребенка-инвалида с подобными нарушениями, находящегося в доме инвалидов, со всеми подробностями описаны в книге Рубена Давида Гальего “Белое на черном”…

Мы добросовестные состоявшиеся усыновители. Нами предоставлены все постусыновительские отчеты, отражающие феноменальный прогресс в развитии ребенка (имеется в виду приемная дочь Таня. – А.О.), а органами Швейцарии – документы об отсутствии задолженностей по контрольным отчетам по всем другим усыновлениям российских детей в Швейцарию.

Усыновляемому мальчику требуется срочное оперативное и сложное аппаратное лечение, предоставлены мнения нескольких лечащих врачей о неотлагательности лечения и последствиях для здоровья и будущей реабилитации ребенка в случае задержки такового.

У нашей семьи есть психологические и материальные ресурсы, знания и опыт в реабилитации тяжелых детей-инвалидов. Наша семья даст ребенку возможность вырасти полноценным членом общества, а не иждивенцем системы социального обеспечения».

Многие интернет-пользователи с замиранием сердца следили за судьбой маленького Рената, и 3 июня Верховный суд Российской Федерации, после личного вмешательства Павла Астахова, который направил свое заключение в суд – «усыновление Рената И. гражданами А.А.Пошоном и Е.Алексеевой-Пошон будет в полной мере отвечать его интересам», – принял решение об усыновлении российского ребенка российско-швейцарской семьей Пошон.

Победа в 3-летней борьбе с сиротской системой одержана! Ренат уже дома и мы можем видеть уже его первые фотографии с сестричками, мамой и папой. Елена пишет на своей странице в «Живом журнале»: «Всего каких-то без трех месяцев три года, и у нас все дома. Миссия была невыполнима, но не очень… Вызволяли человека целой толпой человеческих чиновников… То есть, меньшая часть гос-ва с человеческим лицом боролась со своей же второй головой. Таня спросила меня по Скайпу: “Мама, хорошие люди победили плохих?”»

Фото: http://fenechka-k.livejournal.com

Фото: http://fenechka-k.livejournal.com

Фото: http://fenechka-k.livejournal.com

Впереди очень трудный путь. Елена пишет, что Ренат почти не улыбается, даже когда балуется, даже когда смешно. Маленькая Соня спрашивает брата, отчего он такой серьезный, ей, ребенку, очевидно, что это странно. Но Ренат не только почти не улыбается, он и не плачет. Первое, что увидела мама, когда малыш оказался у нее на руках, это огромную занозу, которая не первый день, судя по всему, гноилась в пальчике малыша. «Тебе больно?» – спросила Елена. «Дя…», – ответил Ренат, и все это с каменным лицом.Но Елена верит, что потихоньку все наладится, тем более что они с мужем – родители опытные. Пожелаем Ренату не вспоминать тот дом, где прошло его раннее детство, где няни, вынося неподвижного ребенка гулять, просто сажали его в коляску и стаскивали коляску по ступенькам. Вывалившись из нее, потому что держаться ручками за бортики коляски малыш никак не мог, он выбил себе передние зубы. Но теперь все самое страшное позади. Ренат дома, это главное.

Подготовила Анастасия Отрощенко.

«Соседи спрашивали, кто это. Я прямо отвечала: мы взяли мальчика. Чего тут стыдиться?» Три откровенные истории усыновления

В Беларуси шесть с половиной тысяч семей, которые усыновили детей. Многие из них до сих пор живут «двойной» жизнью, полагая, что скрывать тайну ото всех, в том числе и от самого ребенка, - это правильно. Однако в западных странах культура иная: детей все чаще принимают в семьи открыто. Неудивительно, что усыновители в Беларуси вынуждены быть осторожными: отношение общества к ним полно крайностей. Либо «о ужас, корыстные создания, взяли малышей ради льготного кредита», либо «о, эти святые герои с нимбом над головой, усыновили несчастных сироток». На самом же деле они ни то, ни другое. Onliner.by встретился с тремя семьями, чтобы прикоснуться к реальной жизни усыновителей и детей, которые стали друг другу родными.

«Когда нам впервые принесли Егора, няня сказала: „Смотри, это твои родители“»

Первый раз Олеся стала мамой почти десять лет назад. Данила был долгожданным мальчиком. А в 2014 году в семье появился еще один сын - Егор (имя изменено по просьбе героини). Годовалого малыша Олеся с мужем, Олегом, взяли из Дома ребенка. Почему они сделали это? Односложным ответом не обойтись.

- У меня было огромное желание еще раз стать мамой. Оно захватило меня полностью, все остальное ушло на второй план. Ты работаешь на кого-то, зарабатываешь деньги и тратишь их, день за днем одно и то же. А для чего все это? Для кого ты живешь? Вот какие вопросы задавала я себе, - искренне признается Олеся. - В какой-то момент пришло осознание, что есть дети, которые больше всего на свете нуждаются в родителях. Я безумно хочу стать мамой, а они с такой же силой хотят попасть в семью. Так что же мне мешает?

Мы с мужем обсудили мое желание усыновить ребенка и на некоторое время закрыли тему. Несколько месяцев каждый варился в своих мыслях. Я не хотела, чтобы он делал это ради меня или под давлением. Это должно быть обоюдное желание, потому что заставлять кого-либо в таких вопросах неправильно. Желание должно идти от сердца, иначе успеха не будет.

Я потихоньку почитывала форумы приемных родителей, усыновителей. Становилось понятно, куда нужно идти, какие документы собирать. Очень помогли видеоуроки для усыновителей, которые записывает ведущий программы «Пока все дома» Тимур Кизяков. Он приглашал специалистов, и они отвечали на самые тревожные вопросы: что понимать под диагнозами, которые вы читаете в медкарте ребенка; как реагировать, если приемный ребенок ворует, и так далее. Мои страхи развеивались. В конце концов, и родные дети порой воруют, болеют и все такое.

- А чего вы боялись больше всего?

- На самом деле меня тяжело напугать (смеется. - Прим. Onliner.by). Но если честно, я боялась, что не справлюсь. Мы же в ответе за тех, кого приручили. Когда ты решаешь рожать своего ребенка, то осознанно идешь на зачатие. С Данилой я все планировала, готовилась к беременности, правильно питалась, соблюдала режим. Здесь же тебе дается ребенок с особенностями. Кусок жизни у него уже пройден - и пройден не самым счастливым образом. Как обойтись с этим? Я ведь хочу, чтобы он рос здоровым, развитым, счастливым мальчиком. Меня страшили последствия: что ждет нас годы спустя? Но это, в конце концов, пугает всех родителей. У любой мамы бывает такой день, когда она думает: «Боже мой, все плохо! Ничего не получилось! Я его растила-растила, а он на меня накричал и дверь захлопнул!» С приемными детьми так же.

Честно признавшись в своих страхах и выяснив, что бояться - это нормально, Олеся и Олег стали собирать документы. Желание родителей взять в семью ребенка - это прекрасно, но подходят ли они для этой роли? За один месяц государство должно проверить материальную и моральную готовность потенциальных кандидатов. Есть ли у них жилье? Зарплата нормальная? Здоровье крепкое? И наконец, пожарный извещатель имеется? Затем обязательные психологические курсы - их проводит как Национальный центр усыновления , так и социально-педагогические центры по всей стране.

- Хотя и нужна большая стопка документов, на самом деле все эти критерии легко выполнимы, если речь идет о нормальной, благополучной семье. А психологические курсы в Национальном центре усыновления - вообще отличная вещь, они по-настоящему помогают. Нам очень повезло со специалистом, который их проводил. Сначала я не понимала, зачем нам рассказывают такие жесткие вещи о жизни детей в детдомах. К чему эти фильмы и книги, которые описывают психологический портрет сирот без прикрас? Нам не говорили: «Все будет хорошо, вы справитесь», - а показывали сложные ситуации. Во время обучения я читала книгу о девочке, которая подвергалась насилию, а потом ее удочерили. Волосы на голове начинали шевелиться… Со временем мне стало понятно: справимся, мы ведь взрослые. В конце концов, кто, если не мы? Сейчас я считаю, что курсы проводились правильно. Нам говорили честные вещи, а не формальное «Все будет хорошо», - объясняет Олеся. - С другой стороны, я не хотела бы демонизировать детей из детдомов. Рогов и хвоста у них нет - люди как люди. Допустим, в нашей семье один ребенок биологический, а второй - усыновленный. Давайте возьмем наш школьный класс. Есть дети, которые живут с отчимом или мачехой. Кого-то воспитывают бабушки. Есть ребята из неполных семей. Некоторые имеют родственников с особенностями. Я не думаю, что у них жизнь намного легче, чем у нашей семьи. И если снять корону, сойти с пьедестала, то становится понятно: у каждого свои проблемы, идеальных семей нет. Не нужно тыкать в людей палочкой. Попробуйте быть добрее друг к другу.

Да, в нашей стране сиротство по большей части социальное. Редко встретишь в детдоме ребенка, который оказался там потому, что родители умерли. Скорее всего, они попали в беду. Многие люди считают, что с ними такого не произойдет. Но ведь каждый может оказаться на этом месте. До него буквально пару шагов.

Вопрос, который часто задают приемным родителям, - «Как вы выбрали ребенка?». Почему-то все ждут ответа про любовь с первого взгляда, а ведь даже мужа и жену мы за одну встречу не выбираем, что уж говорить о детях. Кандидатам на усыновление, то есть тем, кто собрал все документы и прошел отбор, дается возможность встретиться с несколькими детьми. Вот и прими решение всей жизни, когда нельзя надеяться ни на «звонок другу», ни на «помощь зала». А тут еще диагнозы разной степени тяжести - они есть практически у всех детдомовских ребят… Точного ответа, как выбирать ребенка, нет. Каждая семья делает это по-своему.

- Когда нам впервые принесли Егора, ему был год. Няня, которая держала его на руках, открыла дверь и сказала: «Егор, смотри, это твои родители». У меня холодок пробежал по спине. Мы же тогда еще были просто тетя с дядей, могли развернуться и уехать, а тут ребенку сразу говорят: твои родители. Дальше начались душевные муки: это он или нет? Может, где-то еще ждет наш малыш?.. В итоге оказалось, что прозорливая няня была права. Через месяц мы забрали Егора домой.

Наше привыкание друг к другу происходило плавно и медленно, не по щелчку пальцев. Егору, наверное, пришлось сложнее: у него же вообще не было опыта жизни в семье, представления о том, что рядом постоянно могут находиться двое небезразличных взрослых. Потихонечку мы отогревали ребенка. Я знала, что ему нужно пройти все стадии нормального развития, как если бы мы только что забрали малыша из роддома. Мы показывали, что на любое его проявление есть реакция, учили сына выражать эмоции и просить о помощи. Я осознанно качала годовалого Егора на руках все время, чтобы восполнить дефицит телесного контакта. И потихонечку он прожил «младенческий период». Отказался от укачивания перед сном, начал выражать привязанность. У него появился новый опыт: «Если мне будет плохо, родители придут».

Олеся и ее муж - одни из немногих родителей, которые считают правильным открытое усыновление: никаких тайн и сказок. Полгода проходить с подушкой под майкой, изображая беременность, - это не их история.

- Наше окружение реагировало на внезапное появление ребенка по-разному. Соседи могли спросить: «А кто это?» Я отвечала прямо: «Мы усыновили мальчика». Конечно, это не самый приятный разговор. Бывает, люди начинают дико стесняться, опускают глаза в пол, извиняются, когда слышат об усыновлении. Хотя чего тут стесняться? Это факт нашей жизни. Мы счастливы, у нас все хорошо - зачем вы извиняетесь? От друзей я не скрываю: да, наш мальчик усыновленный, это не тайна. С родителями нам повезло: они приняли Егора и очень его любят. Хотя я знаю другие истории усыновителей, когда бабушки-дедушки принимали детей в штыки.

Часто спрашивают: «А как же гены, ты не боишься?» Слушайте, давайте каждый возьмет и проанализирует историю своей семьи. Что, у всех бабушки-дедушки-тети-дяди голубых кровей? И не пил прямо никто?

Моя позиция такова: нужно честно говорить об усыновлении и ребенку, и окружающим. Зачем врать? Ложь означает, что ты стыдишься, что-то скрываешь. А чего тут стыдиться? К тому же ребенок и так знает все, что он пережил. Даже если не осознает, не помнит деталей, в душе он чувствует, что с ним произошло. Да, это нечто сокровенное, а многим не хватает учтивости. Воспитатели в детских садиках и учителя в школах вешают на усыновленных детей ярлыки. К сожалению, в нашей стране подобное существует.

Но все эти сложности - такой маленький процент по сравнению с радостью, которую ты получаешь! Чувствовать, что ты мама, наблюдать, как ребенок растет, слушать его шуточки, смотреть, как два сына ругаются и мирятся между собой, - это и есть счастье.

В 2015 году Олеся с мужем оказались в числе активных участников первого в Беларуси фестиваля семей усыновителей. В этом году они собираются повторить этот важный опыт.

«Никакой это не подвиг, а простая человеческая потребность - давать свою любовь»

Наталья и Дмитрий придерживаются более традиционных взглядов. 50-летние супруги уважают «тайну усыновления», стараясь не афишировать перед посторонними, что появившаяся в семье девочка - это не их биологический ребенок. Корреспонденты Onliner.by с пониманием отнеслись к просьбе героев не снимать лица на камеру.

- Мы не храним тайну, это невозможно. Нашей Анечке было почти 6 лет, когда ее удочерили, поэтому знают не только родственники и близкие друзья, но и соседи, коллеги, знакомые. Такое не утаишь. Мы просто не афишируем это. Если посчитаем нужным рассказать кому-то из новых знакомых, мы это сделаем.

Спустя полгода мы отвели Анютку в танцевальную студию. Недавно педагог мне сказала: «Ваш ребенок хуже всех». Что же мне, говорить: «Ой, это удочеренный ребенок, он не наша кровиночка»? И тогда нас пожалеют и посочувствуют? Я сказала педагогу: «Спасибо. Мы будем работать и стараться». Хотя одна из знакомых усыновительниц говорила по этому поводу так: «Пусть знают. Если что не так - мы ж ни при чем, не виноваты. Это гены». Удочерив девочку, мы осознанно взяли на себя ответственность и за нее, и за ее гены тоже, - говорит Наталья.

На фестивале усыновителей в 2016 году

- В браке мы уже 26 лет. С детьми у нас не сложилось. А я всегда очень хотел ребенка, почему-то именно девочку. Это была моя мечта. Столько лет не получалось, и вот наконец «Снегурочку состругали», - смеется Дмитрий. - Я очень доволен. Даже чувствую иногда, что излишне балую дочку, но ничего не могу с собой поделать.

- В течение долгого времени у нас не возникало мыслей об усыновлении, более того, своей маме, которая просила, чтобы мы взяли ребенка из детского дома, я говорила, что этого не будет никогда. Впервые мы с мужем заговорили об усыновлении после того, как в Гродно удочерили ребенка наши знакомые, причем люди нашего возраста. Это стало толчком. В итоге мы пришли к непоколебимому решению: да, мы хотим усыновить ребенка. И надо сказать, что биологические родители нашей девочки тоже возрастные, - добавляет Наталья.

- Первый раз мы встретились с Анечкой в детском доме. Она выбежала на улицу и сразу пошла за нами. А на прощание спросила у меня: «Ты еще придешь?» Я стояла и не знала, что ответить… Мы уезжали на неделю, а как только вернулись в Минск, сразу поехали в детский дом оформлять патронаж. Анечка увидела нас, побежала навстречу, расставив руки. В первый же день мы отправились покупать ей новые платьица, и она, стоя в очереди, спросила меня: «Мамочка, а где наш папа?» Вот так, мы были не «тетей» и «дядей», а сразу стали «мамой» и «папой». Наверное, она поняла, что нет у нас лишнего времени, мы готовы быть родителями уже давно. В тот день дочка не могла заснуть до глубокой ночи, малышку мучил тот же вопрос, который вы сейчас задаете мне: почему мы выбрали именно ее? Я объяснила Анечке: «Мы хотим быть твоими новыми родителями, заботиться о тебе, чтобы ты жила в семье и у тебя были мама и папа. Мы очень долго искали свою доченьку и рады, что ты нашлась». Документы в суд на удочерение мы отнесли через неделю, - вспоминает Наталья.

Аня удивительным образом похожа на Дмитрия, словно родная дочь. У них даже группа крови одинаковая. «Никому не говорите, что не ваша. На фото - одно лицо!» - заметила судья, когда решался вопрос об удочерении. Немудрено, что девочка выбрала папу своим любимцем. Он - «главный по игрушкам», носит дочку на руках, а мама отвечает за вещи более «скучные», но полезные: чтение, постановку звуков, чистописание. Ни один вечер не обходится без совместной сказки на ночь.

- Перед Анечкой открылся огромный мир за пределами детского дома. Она не понимала, что это за свободный город, где бегают собаки и ездят автомобили. Малышка боялась и шума пылесоса, и кофемашины, и бегущей из крана воды… Пятилетняя Анечка спотыкалась, с открытым ртом смотрела по сторонам, а я крепко держала ее за руку, даже думала о том, что у дочери нарушена координация движений, - описывает первые месяцы Наталья.

- Для Анюты естественно говорить о том, что раньше у нее была другая мама, вспоминать детский дом. А мы, честно говоря, сразу не знали, как на это реагировать. Но сейчас уже свободно обсуждаем с дочерью тему усыновления. Мы с женой договорились, что никогда не будем говорить плохо о биологической семье Анюты. Но я против того, чтобы в школе знали ее историю: не хочу, чтобы дочку дразнили, - говорит Дмитрий.

- И я не хочу, чтобы кто-либо случайно в разговоре бестактно ранил душу ребенка. Полагаю, будет правильно дождаться того момента, когда Анечка сама решит, что и кому говорить. Это ее право - рассказывать о том, что она приемная, или молчать. Мы не будем решать за дочь. Подчеркиваю: выбор за ней. А мы будем стараться защищать Анютку от ненужного внимания к тому, каким образом она появилась в нашей семье, - объясняет Наталья. - В то же время для меня важна открытость - в том смысле, в котором я ее понимаю. Например, я выступаю за то, чтобы на фестиваль усыновителей могли приехать семьи, которые только задумываются об усыновлении. Например, моя знакомая, которая сделала уже восемь ЭКО и отчаялась забеременеть, обсуждала с мужем возможность удочерения. Если на фестиваль приедет такая семья - это и есть открытость. Но пропаганда и агитация в таком вопросе лишние. Как я могу уговаривать людей? «Ну усыновите ребенка! Пожалейте сиротку!» Нет. Здесь должна возникнуть внутренняя, душевная потребность. У нас 25 лет такой потребности не было.

Я считаю, что каждый должен прийти к усыновлению сам. Это действительно очень ответственный и серьезный шаг - не игрушку купить. Почему-то многие люди думают, что усыновленные дети должны быть благодарны и ходить по струнке. Это не так. Дети ничего не должны. Спустя недели три наша доча стала «прощупывать» нас и определять границы дозволенного. Были и крики, и плач, и топанье ножками, и сжатые кулачки. Здесь нам очень пригодился жизненный опыт.

- Иногда на приеме в поликлинике врач, например, говорит: «Боже, как приятно, что есть еще у нас в стране такие самоотверженные семьи!» Мне странно слышать это, потому что усыновление нужно в первую очередь нам самим. Никакой это не подвиг, а простая человеческая потребность - заботиться о ком-то, дарить свою любовь. Мы не брали в семью ребенка с целью помочь государству или снять с правительства социальную нагрузку. Нет! Это исключительно личная потребность. Наш дом наполнился детским смехом, Анютка за восемь месяцев очень изменилась, мы можем говорить о ней часами. Это и есть радость, - подводит итог Наталья.

«Я злился и завидовал семьям, у которых есть дети»

Ольга и Александр стали родителями 3 года назад. Просто в какой-то момент решили, что устали быть вдвоем: 11 лет вместе - хотелось с кем-то разделить свою жизнь. Так в семье появился полуторагодовалый Никита. Решение об усыновлении было непростым, но, судя по всему, честным по отношению к себе и к мальчику.

- Почему мы усыновили ребенка? Да все просто. Банальная физика. У нас не было возможности самим стать родителями, поэтому приняли такое решение. Три с лишним года назад знакомая записала нас на подготовительные курсы в Национальный центр усыновления. Услышав и увидев все собственными глазами, мы окончательно решили, что Новый год - 2014 хотим встретить втроем, - вспоминает Александр.

- Детей мы хотели всегда. Это казалось совершенно естественным - ощутить опыт родительства, - подключается к разговору Ольга.

- Для меня это было так же важно, как и для жены. Признаюсь, я даже злился и завидовал тем парам, у которых есть дети. У меня ведь ребенка не было… Никиту мы привезли домой 4 января. Хотели успеть оформить усыновление и вместе отпраздновать Новый год, ведь мы привязались к мальчику за время встреч в Доме ребенка, видели, как ему там плохо. Но с нашими чиновниками вышло как всегда. Мне и ругаться приходилось, и проблемы решать. Например, инспектор в отделе образования несколько раз теряла наши документы, а ведь там внушительный список бумаг. В Дом ребенка мне тоже приходилось приезжать не раз, чтобы наконец-то решить ситуацию с «отдающей стороной», это была серьезная нервотрепка. В суде понадобилось долго объяснять, зачем нам вообще нужно усыновление. Мол, живете же хорошо - к чему вам «неблагополучный» ребенок? Почему так быстро решили усыновить, не ходили к Никите несколько месяцев? Приходилось буквально «образовывать» судью по части того, как устроена психика ребенка без взрослого и почему каждая встреча для малыша - очередная травма привязанности и потеря доверия к людям.

Только Национальный центр усыновления - приятное исключение в этом вопросе. Там мы получили поддержку и помощь в виде совета. А в целом такое чувство, что никто в нашей стране в усыновлении не заинтересован.

Скоро будет фестиваль семей усыновителей «Родные люди» . И мы очень за него радеем, потому что основная цель фестиваля - повысить имидж усыновления. Наглядный пример - те же Штаты, где взять ребенка из детдома - это хороший тон. А у нас - непонятно что. Поступок «как бы хороший», но смотрят на тебя искоса. Пренебрежение к сиротству и усыновлению существует, - констатирует Александр.

Несмотря на формальные трудности, Ольге и Александру удалось достичь своей цели. В декабре 2013-го суд официально признал их родителями Никиты.

- И понеслась! Первые полтора месяца я вообще почти не появлялся на работе. Поскольку руковожу маленьким бизнесом, мог себе такое позволить. Это были месяцы на адреналине. Сейчас, постфактум, я все хорошо понимаю. Мы с женой не видели проблем. Нам было море по колено. Например, только сейчас, разглядывая фото, мы видим, какой Никита был дистрофично худой после Дома ребенка. Тогда мы этого не замечали. И множество подобных моментов, проблемы со здоровьем казались нам чем-то несущественным, - вспоминает Александр.

- Откуда-то брались на все силы! - смеется Ольга. - Это было время контрастов: невероятно тяжело днем, а ночью, когда малыш засыпал, - ощущение огромного счастья. Очень повезло, что наш сын сразу принял нас и доверился. Никита - открытый мальчик. Я догадываюсь, что во многом это заслуга нянечки в Доме ребенка, которая часто брала его на руки. Никита был ее любимчиком и благодаря этому не потерял доверие к людям. Меня с мужем он принял очень хорошо, буквально сразу, хотя в Доме ребенка это назвали явным нарушением привязанности. Но мы буквально влюбились в малыша, и все минусы, о которых говорили сотрудники учреждения, нам казались плюсами. Решение об усыновлении было стойким.

В первые месяцы Никита совсем не отпускал меня, висел на руках. Обычно в полтора года мальчики уже ходят, исследуют окружающий мир, а нашему малышу хотелось все время быть на руках у меня или у Саши. Новая обстановка вызывала у него страх и тревогу. Укладывание спать каждый раз было для нас настоящим подвигом: малыш не мог и лежать рядом с нами, и находиться в своей кроватке один. Мы думаем, его охватывал страх, что «я усну, а мама в это время исчезнет». Укачивали по два часа на руках, пока не уснет, перекладывали в кроватку и выбегали из комнаты. Ни коляска не помогала, ни что-либо другое. Нахождение вне наших рук вызывало страх и панику. Мы даже задавались вопросом: а бывает ли такое явление - чрезмерная привязанность?

- Пусть Никита маленький, но он человек. Он все понимает, чувствует, помнит. Как ни удивительно, в свои 5 лет он уже четко знает, что его усыновили. Хотя и не все может себе объяснить. Конечно, внутри у него столько боли и обиды на мир, что малыш начинает злиться, проявлять агрессию. Ведь он не знает, откуда эта боль, почему ему так плохо на душе. Это обычная история с приемными детьми. Поэтому да, Никита «сложный» ребенок. «Неудобный». Чувствительный. Требовательный. Он все очень хорошо помнит. Сам задает непростые вопросы, на которые нужно отвечать. И в этом случае нет ничего лучше правды. Мы решили не выдумывать никаких историй, а честно говорить Никите об усыновлении, - объясняет свою открытую позицию Александр.

Человеческая психика устроена таким образом, что, к сожалению, травма брошенности останется с ребенком из детского дома на всю жизнь. Даже сейчас одна из самых любимых игр Никиты - это забота об игрушечных младенцах. Он может принести малыша и сказать: «Мама, посмотри, он лежит один. Пожалей его, пожалуйста!» Это способ снова и снова переживать свое горе, пытаясь изменить сценарий.

- Я объясняла Никите все, что произошло с ним, через сказку. Рассказывала, как жил на свете один малыш, рос в домике с другими детками, его воспитывали тетеньки, а потом пришли мы с мужем и забрали его к себе. И больше мы малыша никогда не бросим. «Ты можешь бить, кричать, злиться, но мы тебя не оставим», - вот что говорила я сыну. Потом Никита полюбил слушать сказку про потерянного мишку, которую я тоже придумала специально для него. Так он и рос с осознанием того, что появился в нашей семье не с самого рождения. Сейчас, в свои 5 лет, он только начинает понимать, что младенцы рождаются из маминого животика. В его версии мира до недавнего времени дети появлялись из детского домика, - объясняет Ольга.

Проблем с реакцией окружения на усыновление практически не было. Александр и Ольга честно рассказывали близким о своих радостях и сложностях - куда же без них. В итоге одна пара друзей тоже решилась на такой шаг - взять ребенка из детского дома.

- Посмотрите, какой Никита чудесный! Абсолютно наш, родной! Я сейчас не представляю другого ребенка. Это стоит всех трудностей - видеть, быть причастной к тому, как расцветает маленький человек, - убеждена Ольга.

- В то же время нельзя недооценивать историю нашего сына и его внутренние переживания, которые отражаются на всей семье. Не хочу вам говорить, мол, усыновление - это сплошное блаженство. Нет. Например, когда я вижу подавленное настроение Никиты, начинаю думать. Как вести себя? Как правильно воспитывать? Что будет дальше? Это сложно, - признается Александр. - Нам повезло: мы окружены компетентными людьми - начиная от директора Национального центра усыновления Натальи Поспеловой (первое время мы каждый день звонили ей с вопросами, уложив Никиту спать), семейного психолога Ольги Головневой и заканчивая главным детским неврологом Минздрава Леонидом Шалькевичем.

Однако в целом наше общество не понимает усыновления. Если ты пришел в семью не так, как остальные дети, то в школе навесят ярлык «детдомовец», с которым придется жить до конца. Но я за своего Никиту не боюсь: он отпор даст. А если надо будет, я сам приду и за сына вступлюсь! Но все равно это негатив, с которым приходится сталкиваться. Я знаю несколько историй, когда усыновители, выступавшие за гласность, изменили свою позицию из-за жестокости школы.

- Усыновление - это естественный путь. Почему суррогатное материнство считается чем-то нормальным, а ребенок из детдома - нет? Участвуя в

Что может быть более важным в жизни человека, если не семья. Полноценная семья, состоящая из папы, мамы и детей. В доме, где раздаются детские голоса, рождается счастье. Хочу поведать историю о том, как приняла главное решение в своей жизни.

Сомнения и страхи: почему мы с мужем долго не решались усыновить ребенка

Решение усыновить ребенка было для нас с мужем одним из самых важных в нашей жизни. Так получилось, что своих детей мы иметь не можем. Семь долгих лет мы пытались жить для себя, строить отношения на двоих. Два раза он уходил от меня, но возвращался. Видимо, судьбе угодно было держать нас вместе.

Конечно, мы задумывались об усыновлении. Хотя, признаюсь, я думала об этом с ужасом. Не представляла, как смогу любить чужого ребенка. Еще этот груз ответственности и страха. Сегодня мы воспитываем двоих приемных детей. Скажете: как же так? Боялись одного взять, а в итоге — двое? Да, как ни странно. Со старшим сыном все шло сложно. Зато девочку через три года взяли с легкостью и радостью. Новорожденную, как будто сама родила. Но это было потом.

Решиться помог психолог. Попросил перечислить, чего мы боимся, какие страхи нас преследуют.

• Как мы сможем полюбить чужого ребенка?
• Как к этому отнесутся другие?
• Какая наследственность?

Я долгое время считала, что любовь к ребенку у матери зарождается где-то на генетическом уровне, что мать не может не любить своего ребенка. Однако жизнь меня переубедила. Сколько вокруг женщин, бросающих собственных детей и сколько тех, кто посвящает свою жизнь вроде бы абсолютно чужим. Оказалось, что любовь зарождается со временем. Забота, ежедневный контакт с малышом, переживания за него – это и есть любовь.

Что касается сплетен, опасения были напрасными. Сегодня мои дети знают, что они приемные, и знают это от нас, своих родителей. Поэтому никакие пересуды нам не страшны.

С третьей причиной наших страхов было сложнее. Признаюсь, мы очень боялись, что наш ребенок может иметь плохую наследственность. Ведь в детские дома попадают дети из неблагополучных семей. Но, с другой стороны, у нас есть знакомые, вполне благополучные люди, у которых дети с различными синдромами. Что это? Экология, случайность? Не знаю. Я молилась, чтобы мне попались здоровые дети.

С чего началось: наши первые шаги к усыновлению малыша

Консультации психолога нам помогли. Именно после разговоров со специалистом мы приняли окончательное решение взять ребенка на воспитание.

Мы решили так: раз Всевышний не дал нам возможности родить своих детей, значит, такова наша судьба. И чтобы прожить жизнь не впустую, оставить после себя что-то доброе, сделать что-то полезное, мы решились на это непростое дело.

1 шаг – поход в органы опеки.

Узнав о нашем желании усыновить ребеночка, там предложили на выбор несколько вариантов: усыновление, опека, приемная семья, патронаж.

Усыновление представляет собой такую форму семейного воспитания, при которой усыновленный ребенок и его усыновители становятся родственниками, то есть между ними устанавливаются такие же отношения, как и между родителями и детьми.

В случае установления опекунства (для детей до 14 лет) и попечительства (после 14 лет) опекун принимает на себя обязательства по воспитанию, содержанию и образованию ребенка, а также осуществляет защиту его интересов.

Возможен вариант приемного воспитания. В этом случае приемные родители заключают с органами опеки договор, по которому приемный ребенок вместо детского дома проживает в новой семье.

Патронаж подразумевает заключение трехстороннего договора между органами опеки, потенциальным патронажным воспитателем и детским домом. Начиная с патронажа и заканчивая усыновлением, права и обязанности людей, взявших ребенка на воспитание, увеличиваются.

Мы решили сразу усыновить. Хотя можно было пойти от более легкого, например, взять опеку.

2 шаг- сбор документов.

Я написала заявление для получения заключения о том, что наша семья может стать усыновителем.

К заявлению мне понадобилось следующее:

• автобиография;
• паспорт;
• справка о зарплате с места работы;
• документы на дом (право собственности на жилье);
• справка об отсутствии судимости;
• справка с медицинского учреждения (прохождение медосмотра);
• свидетельство о регистрации брака (копия);
• характеристики с места работы, от участкового и соседей;
• справки из ЖЕК, которые подтверждают место жительства соседей.

3 шаг – осмотр условий проживания.

Сотрудники социальной защиты через несколько дней приходят по нашему адресу и проверяют жилищные условия, выясняя таким образом, можем ли мы обеспечить приемному ребенку достойные условия жизни.

4 шаг — прохождение школы приемных родителей.

5 шаг — медосмотр.

6 шаг- получение заключения.

В течение 15-20 дней с момента написания заявления условные родители должны получить положительное или отрицательное заключение. В нашем случае заключение было положительным.

7 шаг- поиск ребенка.

В нашем городе один детский дом. Мы с мужем делали визиты несколько раз. Сначала искали, потом, когда нашли, присматривались. Хотя мой Дениска сразу нас покорил. Когда увидела его, сразу сердце защемило. Поняли: он наш. Казалось (да и сейчас кажется), что он на мужа моего похож. Хотели, чтобы привык к нам мальчишка, поэтому часто приходили в гости и брали на каникулы два раза. Не буду скрывать, я все о нем заранее узнала: говорила со специалистами, знакомилась с документами.

8 шаг – суд.

Так как мы решили стать усыновителями, требовалась судебная процедура. Только по решению суда мальчик стал законным сыном, получил нашу фамилию и был записан в наши паспорты.

Бумажная бюрократия: через что нам пришлось пройти, чтобы усыновить малыша?

Выше я обозначила основные шаги на пути к усыновлению. Но скажу честно, некоторые из этих шагов просто выбивали нас из колеи, приводили в бешенство. Например, курсы приемных родителей.

Там рассказывали, что такое детский дом, и как дети оказываются в нем, как нужно воспитывать приемного ребенка. Кстати, были там и юристы, которые давали бесплатные консультации.

С одной стороны, вроде все правильно, выдается нужная информация. Но вот организация этих курсов ужасная. Не учитывается, что все мы занятые люди, что нам приходится каждый раз отпрашиваться с работы, так как занятия по будним дням, в рабочее время.

И еще что напрягло моего мужа, так это экзамен, который мы должны были сдать по окончании школы. Он, конечно, сильно нервничал. Сами посудите: трижды в неделю в середине рабочего дня приходилось нам «бежать» на эти курсы, а тут еще и экзамен, как у школьников. Но ничего. Сдали с успехом, получили сертификаты.

Следующий круг ада – медосмотр.

Вот это, дорогие мои, ужас. По сравнению с ежегодным медосмотром, который мы обычно проходим, этот было нечто сверхъестественное. Я не знаю, как в больших городах, где практика усыновления более распространена, но в нашей районной поликлинике весь мозг «вынесли», загоняли и все силы выжали. Столько врачей и столько анализов я не проходила никогда. Плюс ко всему: нет то одного врача, то другого, нет нужных бланков, или врачи просто не знают, на каких бланках что заполняется. Ну и сроки. В теории быстро, от 15 до 30 дней. На самом деле, несколько месяцев. У нас весь процесс занял почти 4 месяца.

Сегодня я уверена, что семь лет назад мы с мужем приняли одно из важнейших решений в нашей жизни. И оно оказалось верным.

Мы еще полны сил и энергии, впереди у нас интересная и полная впечатлений жизнь.